Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь (сборник)

Как только милиционер ушел, Баранчиков позвонил в управление, сказал, что едет на заправку. Сам отправился на машине к Павлу Ивановичу Гущину, более опытному и свободному из тех, кто ездил в тот раз в Выселки. Павел Иванович сможет скорее оповестить остальных, кое-что еще и предпримет, чтобы не разгоралась свара…

2

В то утро после оттепели дорога стала как стекло. Машину Баранчиков вел осторожно и все же считал нужным подбадривать пассажиров.

— Ничего, мальчики, не надо морщиться. За рулем Васька-гусь, я ухабов не боюсь.

И при каждом заносе или встряске все мужественно и напряженно улыбались.

На переднем сиденье устроился Павел Иванович, без трех недель пенсионер. Возраст давал ему право распоряжаться, советовать, навязывать свое мнение.

Сейчас он говорил:

— Не шути, не дрова везешь.

Вася Баранчиков отлично понимал, что везет не дрова, а охотников, которые крепко надеялись на успех сегодняшнего дня — без надежды незачем ехать на охоту. В кармане у Павла Ивановича было разрешение на отстрел кабана, в их распоряжении была машина — в этот выходной Васин начальник не поехал на рыбалку, позволил шоферу взять «газик». Славный оказался у Васи начальник, славная у него машина, крепкая, ухоженная.

На жесткой боковой лавке сзади Павла Ивановича сидел Студенцов, хирург, специалист по костным переломам. Был в теплой куртке с молниями, меховой шапке с козырьком — все новехонькое. У него приятное лицо, гибкая юношеская фигура и мягкий нрав. Вообще он весь положительный: привязан к больным, семье и рыжему псу Еремею, которого сейчас ласково обнимал. Пес Еремей, исключая хозяина, — всеобщая ненависть. Пес умел на привалах внезапно выхватывать из рук куски колбасы, сыр, сливочное масло, а потом носиться по полю и делать стойки у мышиных гнезд. Больше Еремей ничего не умел делать.

На другой лавке напротив Студенцова расположился Григорий Ломовцев. Посмотреть Ломовцеву в глаза — совсем еще молодой, глянешь на худую сутулую спину, седые волосы — за пятьдесят человеку. Защитного цвета тужурка была опоясана ременным патронташем. Ломовцеву дай горбушку хлеба и свободные от работы дни — и он не вылезет из леса. Зимой лес всегда разный: искрящийся на солнце, тревожный во время ветра, жестокий и неуютный, когда закружишься и затемняет. О Ломовцеве рассказывали: заблудился и выходил по звериной тропе. В маленькой лесной деревушке, где остановился отдохнуть, хозяйка сказала: «И-и, милай, блудиться тут негде: если бы так и шел — Вологда перед глазами, правее — костромские леса да сплошь деревни». — «До Вологды далеко ли?» — спросил Ломовцев. «И-и, милай, раньше-то считали семьдесят верст, кто мерил…»

Сейчас Ломовцев исподтишка и настойчиво отпихивал пса Еремея, который норовил устроить свой зад у него на коленях. Характер у Ломовцева неровный: то он говорлив до надоедливости, то молчит, слова не вытянешь. Нынче он молчал.

Пятый из ехавших, Сергей Головнин, откинулся в самый угол, курил, пускал дым в щель между брезентом и кузовом и тоже был занят своим.

Было еще темно, и свет фар выхватывал чахлый печальный осинник; когда машина поднималась на взгорок, виднелись впереди огни — Выселки, от которых надо было свернуть вправо и километров шесть ехать проселком.

Так они двигались, уверенные в удаче, в ожидании загонов, томительных стояний на «номерах» и того непередаваемого чувства, какое возникает с приближением зверя. Но, увы, жизнь иногда выкидывает штуки, когда все добрые намерения летят псу Еремею под хвост.

Прежде всего, на въезде в село, еще до повертки, кошка дорогу перебежала. Павел Иванович нагнулся к лобовому стеклу, проследил путь четвероногой бестии и ругнулся:

— Чтоб тебя…

— Хорошего теперь не жди, — мрачно поддержал его Ломовцев.

— Моего Еремея спустить, показал бы ей, — азартно сказал Студенцов и ласково потрепал пса за ухо. Тот с возгласом зевнул, будто ответил: «Можем, дорогой, но стоит ли?»

— Взрослые люди, а… — с осуждением буркнул Головнин.

— Ерунда, мальчики, — бодро возгласил Вася Баранчиков. — Если бы черная, тогда неприятностей жди. Но кошка-то серая, с подпалинами. Едем дальше… Раз-два и — Вася не чешись!

И он свернул на проселок.

За разговорами не заметили, что под открытым навесом возле трактора стоит человек в стеганке, пристально провожает машину и что-то прикидывает. Трактор со скребком. Скребок, от долгой работы зеркальный, алчно поблескивает.

Им надо было в первую очередь этого человека заметить.

3