Читаем Ремесло Небожителей полностью

Ремесло Небожителей

– Господин Бед-Дуар, ваше превосходительство! Я тут побуду, присмотрю, ежели чего!

Генерал оглянулся, пригрозил то ли в шутку, то ли всерьёз:

– Смотри мне, чтобы снова как в Небесье не вышло! А то местечко в подземелье пустует пока.

– Не, вдругорядь не опростоволосюсь! – и плотно затворил дверь перед носом у вернувшегося на свой пост телохранителя.

Мьянка неуверенно постояла перед зеркалом, сняла последние перстеньки, положила в шкатулку, опустила крышку. Присела в кресло, вопросительно посмотрела на Ламавина. Видно, ей и в голову не приходило, что пеньюар насквозь просвечивает и поверх него что-то накинуть надобно. Или у них в Путхене девки и вовсе с голыми титьками ходят?!

От мысли такой да от созерцания этих самых титек, что едва не до половины из разреза выглядывали, у Ламавина ширинка на штанах оттопырилась. С трудом оторвал взгляд, перевёл на лицо женщины. С лицом дела обстояли не так хорошо. Красивая-то она красивая, но как на чей вкус: нос с хищной горбинкой, губы ниточкой, чёрные брови и глаза почти такие же. В прошлую их встречу женщина Ламавину совсем не понравилась. Сейчас впечатление было чуть лучше, но выбросить из памяти надменно-презрительный взгляд не получалось. Чересчур зрела к тому же.

Однако если с другой стороны поглядеть – с лица воду не пить, и пяток годов разницы в постельных делах не помеха! В вещем сне ясно сказано было: «ваша супруга». То, что женщина, чья внешность саму великую княгиню прельстила, ему достанется, тешила самолюбие. С Эдалью не вышло, зато с этой не сорвётся. И чтобы не сорвалось, следовало за дело приниматься незамедлительно, а то как очухается народец после всеобщей мены неожиданной, охотники за бывшими великокняжескими прелестями в очередь выстроятся. Вона какой остолоп за дверью кукует!

Ламавин прошёлся раз, другой перед женщиной, стараясь не слишком откровенно разглядывать выпирающую из-под тонкой ткани грудь. Остановился.

– Эт-та… Мьянка, а меня ты помнишь?

Женщина отрицательно покачала головой.

– Ну как же! Княгиня меня самолично казнить обещалась. Эт когда нас с Бед-Дуаром схватили в Небесном Городе. Мы с ним сообщники!

– Бед-Дуар – помню, сообщники – плохо помню. Как ты звать?

То, что о нём в памяти женщины ничего не осталось, самолюбие задевало. Однако, может, это и к лучшему? Не очень-то Ламавину нравились невесть откуда взявшиеся чужие воспоминания, хоть были они иногда полезны. Арифметика, например.

– Ламавин Пука я, – буркнул. Подумал, улыбнулся хитро: – А ежели ласкательно, тогда Мави.

– Мави… – повторила вслух женщина. – Красиво. И ты красивый. Красный. У нас в Путхене нет красный, все чёрный.

– Не красный это называется, а рыжий! Рыжие и у нас красивыми считаются, – Ламавин самодовольно улыбнулся. Присел на подлокотник кресла, как бы невзначай опустил руку на плечо женщины. – Путхен твой далеко от здешних мест, верно? Одинокой женщине вдали от родных мест жить тяжко и опасно! А вот, скажем, ежели муж у неё надёжный, – расторопный, в торговле разбирается…

Докончить мысль он не успел, комната неожиданно наполнилась приятной, хоть и незнакомой мелодией.

– Эт чего? – Ламавин закрутил головой, не понимая, откуда идёт музыка. Патефона вроде не видно…

– Не знаю. Она играть раньше, до того, как вы приходить… Ой, знать теперь. – Женщина вытянула руку, указывая на дверь кабинета. – Там оно! Небожитель хотеть говорить с княгиня.

– Небожители?!

От внезапного ужаса у Ламавина ноги на миг отнялись. Потом пришла мысль немедля бежать за Бед-Дуаром. Он так бы и поступил, но женщина уже встала с кресла, потянула за руку:

– Мави, Мави, говорить с Небожитель!

Показать себя трусом в глазах будущей супружницы Ламавин никак не мог. Пришлось идти вместе с ней в кабинет.

На стене рядом с секретером висела шкатулка, инкрустированная слоновой костью, золотом и драгоценными каменьями. Поверх неё вместо крышки лежала штука вовсе непонятная, округлая, продолговатая, привязанная к шкатулке лентой наподобие тех, коими в Залах Таинств пластины для мены крепились. Мьянка осторожно подошла к шкатулке, взяла непонятную штуку, ткнула Ламавину к уху:

– Говорить!

– Эт эфирный телеграф, что ль, такой? – удивился он. – Так я ничего в нём не…

И осёкся. Из сеточки в круглой штуке раздался искажённый аппаратом, но несомненно женский, пожалуй, даже знакомый голос:

– Эй, меня кто-нибудь слышит? Почему вы молчите?!

Ламавин подбоченился, отобрал трубку, прижал крепче к уху:

– Мы не молчим, мы это… слушаем вас! Цехмейстер бакалейной гильдии Ламавин Пука на связи! – Лучшего титула придумать он не успел.

В трубке помолчали. Затем женский голос переспросил:

– Мави, это ты, что ли? Ты что во дворце делаешь?

«Сватаюсь», – чуть не ляпнул Ламавин. Тут же опомнился:

– Я тут эта… к великой княгине приставлен, охраняю её, госпожа Небожительница!

– Мави, ты чего, меня не узнал? Это я, Кветтина!

Дверь кладовой была плотно притворена, но не заперта, – в точности, как Трай её и оставил.