Реминискорум. Пиковая дама

– А мне Лешкина гипотеза понравилась, – не соглашается Борис, – но проверить ее сложно. Слишком мало пока наблюдений. Нужно открыть хотя бы еще несколько дверей…

– Нет уж! – перебивает его Вера. – На сегодня дверей с меня хватит. И экскурсий с картинами. Хотите идти в новую дверь? Скатертью дорога, только без меня!

– А я, пожалуй, все-таки загляну еще в одну – так, для пробы, – сообщил Борис. – Кто со мной?

Грета кивнула:

– Я с тобой. Других вариантов все равно нет, а просто сидеть здесь – это тупик.

Алексей покачал головой:

– Если Вера не пойдет, я ее не оставлю…

Вера никак не прореагировала на его слова, словно его тут и не было.

– Хорошо, – подытожил Борис. – Вера и Алексей остаются здесь, мы с Гретой проверяем очередную дверь. Пошли?

Грета подошла к нему, они взялись за руки и вместе отворили дверь. За дверью открылся… обычный коридор, напоминающий больничный. На полу кафельная плитка, на потолке – люминесцентные лампы. Вроде ничего особо пугающего. Грета и Борис одновременно перешагнули порог, и дверь за ними захлопнулась.

* * *

…Дверь за спиной захлопнулась, и в тот же миг Грета почувствовала, что больше не ощущает в своей руке руку Бориса. Она оглянулась, надеясь его увидеть, но обнаружила, что стоит совершенно одна все в том же больничном коридоре, освещенном люминесцентными лампами. Одна из ламп, прямо над головой, неприятно тренькала и гудела. Пустой прямой коридор тянулся вперед, насколько можно было рассмотреть, без каких-либо дверей или ответвлений. Однако Бориса нигде не было, словно он под землю провалился.

Тут вдруг с потолка посыпались искры, и все лампы разом потухли. Воцарилась полная тьма, если не считать голубоватого сияния, которое по-прежнему исходило от самой Греты, освещая окружающее пространство не больше чем на метр.

– Да уж, сюда бы хорошего электрика, – пробормотала Грета и нервно хихикнула. – Хоть глаз выколи. Эгей, да будет свет! Люмос! Включайся!..

Темно. Вдалеке что-то зашелестело, словно из дырявого мешка просыпалась дорожка сахара. Грета попятилась, озираясь. Протянула руку назад, нажала на дверь – дверь не открылась.

– Что за черт…

Зашелестело ближе. Еще ближе. Снова дальше. И опять ближе. Грета сглотнула. «Перестань трусить. Тут ничего нет». – «А если есть? А если там змея?» – «Начина-а-ается… Что за детский сад? Нет тут никаких змей». Тихий шелест, словно по полу, медленно извиваясь, ползет длинное тело. Тихое шипение.

– Откройся, – отчаянно прошептала Грета. – Откройся! – Забарабанила по двери. – Ребята, где вы? Выпустите меня! Помогите!

Дверь не поддавалась. Шорох стих. Вновь раздался, совсем рядом. В темноте что-то блеснуло. Две желтые точки.

– Откройте!.. Кто-нибудь!..

Два янтарных глаза. Черно-желтая чешуя. Змея, огромная и толстая, как бревно, змея подползала все ближе и ближе, неторопливо извивая гибкое тело вправо-влево, вправо-влево…

Грета закричала что есть силы. Ударила всем телом в дверь. Замерла, изнемогая от ужаса. Зажмурилась – и словно провалилась в прошлое, снова становясь маленькой девочкой, которая больше всего на свете боится змей. Казалось бы, почему змей? Она их и видела-то только по телевизору да в зоопарке. Но был в ее детстве один день, о котором она и сама уже почти не помнила. Потому что не хотела вспоминать…

Ремень, минуту назад вырванный из петель на поясе отцовских брюк, опустился на ее спину. И еще раз. И еще.

– Папка, не бей! Мне больно! Папа, папочка-а-а!..

Отец не слушал. Возвышался, словно грузная Эйфелева башня. Лицо покраснело от гнева.

– Неумеха! Косорукая! Наказание, а не ребенок! Как тебя угораздило? Убрал! На верхнюю! Полку! Чтобы ты свои руки поганые не дотянула!

– Я х-хотела посмотреть… Т-там цветочки в вазе были… К-красивые…

– Красивые, говоришь? – Ремень вновь хлестнул по рукам, оставив полосу, которая медленно наливалась краснотой. – И где теперь ваза? Я тебя спрашиваю!

– Р-разбилась…

– Не разбилась, а ты ее разбила! Руки из задницы растут потому что!

Потащил ее, икающую от слез, к кладовке, распахнул дверь, впихнул внутрь:

– Посиди и подумай о своем поведении! Будешь готова извиниться – тогда и выйдешь!