Ремонт человеков[Иллюзии любви и смерти]

Эти три дня мне приходилось готовить, и это мне не понравилось, потому что готовить дома — это одно, а готовить на островке возле Патайи — совсем другое.

Он занимался дайвингом, а я готовила и занималась с ним любовью. И загорала. Полностью обнаженной, абсолютно голой. Это было в конце февраля, дома было за минус двадцать, на островке — плюс двадцать семь. Временами солнце скрывалось за какой–то странной серой пеленой, но все равно припекало. То есть, жарило. Обжигало.

Я намазывалась кремом, лицо, шею, грудь, живот, ноги.

Потом просила его намазать мне спину.

Он втирал в меня крем и при этом особенно тщательно растирал попу.

Натирал, массировал, ласкал своими сильными руками.

Он — мачо, есть такое слово.

Я бы даже сказала, мачо натуралис.

То есть, не просто мужчина, вдвойне мужчина, втройне и так далее.

Такой биологический вид, который начинает знакомство, насилуя тебя в ванной.

И ты получаешь от этого удовольствие.

Как и от того, что он заставляет тебя загорать топлесс, хотя ты и стесняешься. Как это было в Испании, когда он просто содрал с меня лифчик купальника и сказал: — Смотри, они почти все так делают…

И я перестала стесняться, и начала загорать топлесс.

А в Таиланде — вообще без всего.

Но сейчас я смотрю на экран монитора и ничего не понимаю, потому что могу представить его занимающимся чем угодно, но только не пишущим прозу.

И не читающим ее.

Какой–то рассказ без названия о том, что один стареющий мужчина начал слишком часто задумываться о смерти.

Он шел по улице и думал о том, что жизнь проходит.

Он сидел на работе и думал о том же.

Он смотрел на женщин и понимал, что как много тех, кого он не успел и не успеет полюбить.

Он думал об этом, делая деньги, и думал об этом, их тратя.

Очень сентиментальный рассказ, мачо–мужчины таких не пишут и не читают.

А на второй странице в рассказе появилась женщина.

Молодая женщина, с которой герой познакомился на какой–то вечеринке.

То ли дне рождения приятеля, то ли на презентации.

Особого акцента на месте знакомства сделано не было — именно так, то ли дне рождения, то ли презентации.

Молодая женщина разговорилась с ним, попивая мартини в укромном уголке у зашторенного окна.

Он пил виски.

Мой муж, между прочим, тоже пьет только виски, сегодня вечером, когда он вернется домой и я буду кормить его курицей, запеченной в пергаменте, он плеснет себе пару порций, не больше.

Но его никак нельзя назвать стареющим мужчиной с сентиментальным сердцем.

И нахождение этого произведения на этой дискете, как и ее присутствие в нижнем ящике его стола, рядом с хорошо заточенным ножом, мне абсолютно не ясно.

Естественно, что после вечеринки молодая женщина отправляется вместе со стареющим мужчиной. К нему домой. В его одинокую берлогу, где они предаются радостям плоти.

Все безмерно банально и тоскливо, но от чего–то щемит сердце. Она молода и порочна, он не молод и чувствует, что жизнь подходит к концу. Они занимаются любовью, а потом засыпают.

Почти одновременно, что меня, почему–то, радует.

Мы с ним засыпаем по другому, особенно, после любви.

Я всегда делаю это первой.

И потом — я никогда не прошу у него того, что называется «ласками post coitus», то есть «ласками после сношения».

Хотя вначале мне очень хотелось, чтобы это было.

Когда мы только что начали жить вместе, и не надо было ни от кого скрываться, и можно было делать все, что только взбредало в голову. Никого не стесняясь.

Но у него возбуждение не заканчивалось в тот момент, когда он кончал. Впрочем, и сейчас это точно так же.

Наоборот, он продолжал быть возбужденным и даже дотронуться до него было нельзя — это вызывало чуть ли не боль.

Как и вызывает, поэтому я всегда засыпаю первой.

А он занимается своими делами, к примеру, смотрит телевизор, что может делать почти бесконечно.

Переключая каналы и перескакивая с одних новостей на другие, ни шоу, ни фильмы он почти не смотрит.

Разве что футбол, иногда, потому что ему нравится сам цвет поля. Зеленый. Он успокаивает.

Так он говорит, а я слушаю и засыпаю, чувствуя, как мне легко после оргазма.

Невесомость, ощущение полной неги и полной растворенности.

Я лежу рядом, голая, как на островном пляжике в Сиамском заливе.

Он старается не притрагиваться ко мне, он получил, что хотел, он в очередной раз вернул меня в ту самую ванную.

Он доволен, он смотрит телевизор.

Я тоже счастлива, потому что мне хорошо. Нежность моя не знает границ. Счастье бабочки, порхающей над цветком.

Мне хотелось бы уткнуться ему в плечо, но этого нельзя.

И я утыкаюсь в подушку, а он смотрит на зеленое поле и думает о чем–то своем.

А те двое заснули одновременно, но когда мужчина проснулся, то девушки рядом не было. Нет, все было на месте, она его не ограбила, ничего не пропало, ни деньги, ни ценные вещи.

Просто девушка, молодая женщина, его случайная ночная подруга ушла, пока он еще спал.

И не оставила даже записки.

И он понимает, что его обокрали.

Ему дали то, что потом забрали, и ему становится тошно.

Он лежит в своей смятой и до сих пор пахнущей ее телом постели, и вспоминает, какой она была нежной, когда делала ему массаж.