Читаем Ремонт человеков полностью

Ремонт человеков

Катя Ткаченко

В ресторан с живым джазом, очень пристойное и очень дорогое место.

Там мы встречали прошлый Новый год.

Я была в этом же платье, что поделать, но он его любит.

И не только он.

Я его тоже люблю, хотя оно короткое не по годам.

В тридцать шесть такие короткие платья можно не носить.

Оно выше колен, но ниже пиписьки.

Смешное слово — пиписька, машина поворачивает, он смотрит вправо на дорогу и молчит.

Мне надо спросить, что это будут за люди, хотя я и так знаю. Не знаю только — зачем.

Какой в этом смысл и что он от этого хочет.

Я уже вообще ничего не знаю, я сижу рядом спокойная и расслабленная.

Видимо, когда я махала ножом, то выгнала из себя всю дурь.

Весь адреналин.

Всю ненависть.

Бешенная сука махала ножом и успокаивалась.

Это только кажется, что я спокойная, иногда я знаю, что сама могу убить.

Если меня достанут, если мне сделают больно.

Как–то раз я чуть не убила его, только это было давно и случайно.

Пять, а может, шесть лет назад.

Зимой, когда валил снег.

Я была на кухне и собиралась готовить кролика.

Тушить кролика в вине и с травами — мы ждали гостей.

Гости должны были придти через три часа, кролик еще был не разморожен.

Тяжелая, увесистая тушка, снаряд, пригодный для метания.

Он вошел на кухню и стал что–то говорить.

Я не слышала, что, я думала о чем–то своем.

Он повысил голос: я должна была его внимательно слушать.

Я была в халате и в трусиках, потная и не причесанная.

Он уже почти оделся, оставалось лишь повязать галстук.

Я его возненавидела, я смотрела на него и думала, какой он ублюдок.

Еще ночью я лежала под ним, широко разведя ноги и чувствуя, как он достает до матки.

Я вскрикивала и говорила ему: — Еще, еще!

Ночью я его не просто любила, я его обожала.

Но сейчас был день и я его возненавидела.

Он сам мог приготовить этого кролика.

Он хорошо готовит, он хорошо делает вообще все.

Но он стоял рядом. В отглаженных мною брюках, в светлой рубашке в мелкую полосочку и оставалось лишь повязать галстук.

И что–то говорил, и был недоволен, что я не слышу.

Прогулка хамелеона по разноцветному коврику.

Это не моя фраза, я ее где–то вычитала.

Ехать еще минут десять, если только мы действительно едем именно туда, где живой джаз, а еще есть фонтан прямо в центре зала.

Его струи падают в бассейн, в бассейне плавают рыбки.

Красные, желтые, голубые, с длинными хвостами.

В тот Новый год одна дамочка напилась до того, что упала в фонтан и потом ее оттуда вылавливали.

Она была в бирюзовом платье, которое стало от воды прозрачным.

И хорошо была видна черная поросль между ног — как водоросли.

Он — хамелеон, это теперь я знаю наверняка.

Если бы тогда, много лет назад, моя рука была тверже, то ничего этого бы не было.

Я смотрела на то, как он шевелит губами и сжимала в руках тушку кролика.

Он был недоволен тем, что я не отвечаю.

А я смотрела и думала: что он делает здесь.

Мне вдруг показалось, что это — кто–то чужой.

Совсем не мой муж, не мой мужчина, не мой мачо натуралис.

Не тот, кто ночью доставал мне до матки.

И я кинула в него эти кроликом, со всего размаха, как кидают кирпичом в крысу.

Хороший охотник убивает крысу с первого же попадания.

Но я боюсь крыс и я плохой охотник.

Точнее — я вообще не охотник, я сумасшедшая сука, которая втемяшила себе в голову, что ее хотят убить.

Кролик полетел со свистом, у него смешно изменилось лицо.

Отпала челюсть и закатились глаза.

Хорошо, что он успел увернуться, он не просто отклонил голову, он отпрыгнул, задев за столик.

Такой столик на колесиках, со стеклянным верхом.

Стеклянный, оловянный, деревянный.

Стеклянный столик, деревянный взгляд, оловянное сердце.

Хотя взгляд тоже может быть стеклянным, как и сердце.

Стеклянное сердце, берешь в руки и — крак.

Оно лопается, взрывается на множество мельчайших кусочков, кусочки больно впиваются в ладонь. Или ладони — смотря как берешь сердце в руки. Можно сжать одной ладонью, можно — двумя. Взять сердце одно рукой или взять в две руки. Разницы никакой, сильно сжимаешь и следует «крак»!

Он задел за столик, на столике стоял недопитый кофе.

Кофейник полетел на пол, кофе вылился ему на отглаженные брюки.

Кролик ударился о стену и упал на пол, в осколки разбитого кофейника.

Мороженный кролик лежал в луже кофе и был засыпан фарфоровыми осколками.

Китайский фарфор, пока он был цел, на нем были драконы.

Почему я вспомнила это — не знаю.

Надо что–то говорить, но мне не хочется.

Я абсолютно расслаблена, из меня вышел весь адреналин.

И улетучилась ненависть.

Как и тогда, когда на стене осталась вмятина.

Если бы кролик попал ему в голову, то он бы пробил ее, хлестала бы кровь, а может, он бы даже умер.

Упал на пол и лежал со стекленеющими глазами.