Рене по прозвищу Резвый

Резко оттолкнул его, высвобождая оружие. Остальные лакеи, увидев, что ситуация изменилась не в их пользу, попытались убежать, но были быстро убиты подоспевшими пиратами. Крик мадам Тульон оборвался, теперь она с ужасом смотрела на приближавшихся к ней незваных гостей. К сожалению, удача сегодня была на ее стороне, потому что в этот момент со двора послышались крики, и у нее за спиной вдруг появилась целая вооруженная толпа, настроенная весьма решительно. У многих в руках были факелы, и в тесном проходе сразу стало светло, как днем.

Пираты сгрудились вокруг Рене, Хвост скомандовал:

— Уходим!

Все повернулись в сторону свинарника, чтобы идти той же дорогой, что и пришли. Однако их капитан был другого мнения.

— Лулу! — крикнул он, вглядываясь в темноту сенника. — Лулу, иди ко мне!

Та выскочила на свет, оглянулась на хозяйку, окруженную надсмотрщиками, на пиратов…

— Лулу, быстрее! — рявкнул Рене, и она сорвалась с места и побежала к нему.

И тут произошло сразу несколько событий. Хозяйка, увидев, что добыча ускользает, снова завизжала:

— Держите ее! Шлюха! Шлюха!!!

Надсмотрщики, которые, оказывается, медлили потому, что заряжали пистолеты, дали залп. Пираты шарахнулись в разные стороны, Лулу упала как подкошенная, а со стороны двора раздался крик:

— Пожар! Горим!!!

Рене бросился к Лулу, пираты бросились к Рене.

— Лулу! Лулу!!! — Рене приподнял ее, холодея от ужаса, что ее убили.

Она застонала, и Рене в первый раз в жизни был счастлив услышать этот звук. Ничего, стонет — значит, жива. Он поднял ее, прижимая к себе и стараясь не замечать, как промокают от ее крови рукава камзола.

— Аулу, только не умирай! Пожалуйста!

Кто-то из пиратов выхватил ее у него из рук. Рене пытался сопротивляться.

— Не надо, я сам понесу!

Но ему не дали. Нет, ее не бросили в грязи возле свинарника на расправу хозяйке. Меняясь, пронесли какое-то расстояние, а потом сломали пару длинных палок, набросили на них плащ и быстро соорудили носилки. После этого со всей возможной скоростью помчались на корабль. Может, кто-то их и видел во время этого сумасшедшего бега и даже смог бы догнать (с носилками в руках особо не побегаешь), но проделать это никто не решился.

Взбегая по сходням, Рене закричал:

— Отдать швартовы! Уходим!

Этого приказа ждали, и потому все было проделано быстро. Корабль дрогнул под ногами, отходя от пристани, и Рене перевел дух. Только теперь он вспомнил об Ансервилле и Лесопилке, но о них, оказывается, было кому подумать и без него. Их корабли тоже плавно отчалили, развернулись и последовали за «Афиной», как псы за хозяйкой.

Глава 11

— Я сожалею, Рене. — Жиль мыл руки в медном тазике, и вода в нем постепенно становилась все более и более красной. Цвета крови Лулу. — Ничего нельзя было сделать. Сам понимаешь, несколько тяжелых ранений, да еще потеря крови… Как она вообще дожила до утра, непонятно.

Рене сидел на табуретке в комнате Жиля и тупо смотрел на его кровать, где лежало тело Аулу. Он сам ее сюда принес и положил, уверяя и ее, и всех, и себя в первую очередь, что Жиль все заштопает, и все будет в порядке. Подумаешь, останется несколько шрамов. Шрамы — это же ерунда, шрамы — это ничего. А что кровь из его мулаточки все лилась и лилась, так это же тоже обычное дело. Кровь из ран всегда течет.

И теперь он молча сидел на табуретке и смотрел на неподвижно лежавшую на кровати Лулу. На холщовой сероватой простыне, которой Жиль ее накрыл, постепенно проступали красные пятна. Это ее простенькое платье было настолько пропитано кровью, что теперь отдавало ее грязной серой холстине.

Чтобы не видеть этого, Рене закрыл глаза и запустил пальцы в спутанную шевелюру.

Ну не могла Лулу так поступить с ним. Уйти, когда они только-только встретились.

На его плечо опустилась рука Жиля.

— Прости, Рене. Я ничего не мог сделать.

Рене не прореагировал, и рука убралась. Жиль загремел склянками, по комнате поплыл резкий запах его фирменного успокоительного.

— На, выпей, тебе сейчас нужно.

Рене оттолкнул его руку, не открывая глаз.

— Нет.

— Выпей! — настойчиво сунул ему под нос стакан Жиль. — И убирайся отсюда! Я сам все сделаю!

— Делай, — согласился Рене, отталкивая тем не менее стакан. Он с трудом представлял, как у него получится зашивать парусину на теле Аулу. Как станут постепенно исчезать под грубой тканью ее ноги, бедра, живот, грудь, шея, лицо, а он будет водить иголкой туда-сюда и продолжать сцеплять края парусины крупными кривыми стежками. С Сиплым у него это получилось, но вот с Лулу…

Жиль вздохнул, убирая стакан.

— Ну, как знаешь.

Поставил стакан на стол, взял из железной коробки толстую иголку, вдел нитку. Потом подошел к Лулу, небрежно и неаккуратно завернул ее в простыню и начал шить.

Рене стало нехорошо.

— Надо было хоть обмыть ее, а то в крови вся, — глухо сказал он, пытаясь отогнать дурноту.

— Ничего, не барыня, в море отмоется, — равнодушно отозвался Жиль.

Рене не обмануло это показное равнодушие, он знал, как переживает Жиль, когда теряет очередного пациента. Но хоть равнодушие и было показным, оно бритвой прошлось по нервам Рене. Лулу этого не заслужила.