Ренегат

Все это полнейшая ерунда, и я ни за что в него не поверю. О каком идеалистическом, храбром, избранном народе идет речь? Это чушь собачья! Народ, которым повелевают и он корится; которого унижают, а он воспринимает это как само собой разумеющееся; который видит реальную жизнь, перебивается за чертой бедности и продолжает с этим мириться… Власть убеждает людей, что они должны существовать именно так. Власть всеми способами навязывает людям свои вымышленные идеалы, а те верят, что это цель всей их жизни. Еще никто открыто не засомневался. А тех, кто решился заговорить о проблемах, выступить против, народ позволяет отъединять, защищаясь от другого, разумного мнения. Этот народ наблюдает за убийствами тех, кто храбрее и отчаяние. И я уже не знаю, хочу ли я, так как раньше, помочь всем вырваться из цепких лап Сейма. И хотят ли они освободиться…

Проснувшись, чувствую сильнейшею боль в голове и подкатывающую к горлу тошноту, будто я долго каталась на крутых горках. То же самое происходило со мной после первого этапа суггестии. Присматриваюсь и осознаю, что нахожусь в комнате отдыха, где темно хоть в глаз выколи. Но я четко вижу окружающие меня пустые кровати. Не торопясь, обуваюсь. Сдается мне, что если просижу еще несколько секунд в согнутом положении — меня вырвет.

Завязываю непослушные шнурки, и размышляю над тем, что делать дальше. Люка арестовали… Как я могла это допустить! Он бы ни за что меня не оставил. Мне нужно еще раз его увидеть, помочь ему выбраться из заточения и обсудить то, что я ему пообещала. Но, где его искать? Вряд ли его держат в Норе. Первым делом отыщу Каю, она непременно должна знать, куда его забрали.

Встаю. Пробую сделать крохотный шаг, но не тут-то было. Перед глазами все плывет, ноги подкашиваются, будто их подсекли точно как траву. Мне нужен небольшой передых, чтобы восстановится. Около четверти часа сижу практически неподвижно. Каждый раз, пытаясь пошевелиться, останавливаюсь — боль в голове усиливается, а звуки стают в несколько раз громче, так что слух режет. А вскоре и вовсе становятся отдаленным шумом. Но я улавливаю приближающийся топот — кто-то спешит в комнату отдыха.

В спальню вбегает тонкая женская фигура. Девушка мчится так, будто за ней гонится стадо голодных собак. Кая подбегает к моей кровати и садится передо мною на корточки.

— Тебе совсем плохо. — Она касается моего лица. — Но, если ты слышишь меня, — кивни.

Я различаю некоторые буквы из ее речи, и они ненароком складываются в полноценные слова. Я незавершенным кивком отвечаю на ее вопрос.

— Отлично. — выдыхает Кая с облегчением. — Мне надо тебе кое-что показать. Ты можешь идти?

— Не знаю. — едва слышно выговариваю я. — Попробую.

Невероятно, но внушение вытянуло из меня почти все силы. Кая помогает мне надеть куртку и дойти до выхода из спальни. Ноги будто отекли и превратились в тяжелые колодки, но ступать с каждым разом становится все легче. Кая не отпускает мою руку, наверно боится, что я упаду. Мы выходим в коридор. Девушка приставляет палец к губам.

— Тссс… Никаких звуков, иначе нас поймают.

— Поймают? — с ужасом переспрашиваю я. Неожиданно для себя я сомневаюсь: надо ли идти за Каей, ведь она намекает на то, что мы нарушаем правила. Кажется, я боюсь того, во что нам выльется эта прогулка.

Останавливаю себя, не понимая, почему боюсь последствий. Я ходила за Дугу много раз, нарушив, одновременно все существующие законы Богема. Неужели неожиданно возникший страх — следствие внушения? И я в коем-то веке боюсь разгневать власть?

— Не беспокойся. Просто иди за мной, как можно тише.

— Это важно?

Но Кая не отвечает. Мы спускаемся в Нору, пересекаем ее круглое дно и заходим в дверь под лестницей. Не удивительно, что я раньше ее не замечала: из-за непроницаемой тьмы ее совсем не видно.

Мы идем в каменном тоннеле, имеющем множество развилин. Я и подумать не могла, что Нора такая большая, в ней можно с легкостью потеряться. Да и особо не задавалась, почему мы живем в холодном подземелье, на верху же так много высоток. Наверняка, там нашлось бы для нас место.

— Мы идем в стационар. После ужина врачи отдыхают. — шепчет Кая. — Так, что нас никто не заметит.

— В стационар? — переспрашиваю я, хотя четко ее слышу.

— Ага.

Кая открывает затвор слева, и мы выходим в коридор со стеклянным полом, подсвеченным вычурно-синим светом. Пропускаем несколько дверей и останавливаемся у самых крайних. Но я не замечаю в себе особо сильного желания заходить. Напротив, я хочу как можно скорее уйти. И зачем я только сюда пришла? К тому же я чувствую себя виноватой и мне жутко неуютно. Но, как только Кая отворяет дверь, мои сомнения мгновенно улетучиваются. На кровати (это единственная мебель в безоконной комнате) я распознаю Еву и, к большому удивлению, смело переступаю порог.

Я будто просыпаюсь от увиденного, прихожу в себя. На койке, укрывшись тремя серыми одеялами и поджав ноги, лежит Один. Ева в сознании, но она словно погрузилась в себя. Похожие на два уголька глаза открыты, но девушка не реагирует на наше появление, и продолжает всматриваться в невидимую точку.