Ренегат

— Наверно, ты самая сильная из всех, кого я когда либо знала. — расхаживает туда-сюда Селестайн. — Ты до сих пор не сломалась. Может ты и сопротивляешься тому, что ломает других… Но в этом нет никакой силы. Ты просто ходячая заноза! Суешься не в свои дела и толку от тебя никакого, одни проблемы.

Я бормочу в ответ не пойми что, пытаясь сказать что, когда я высвобожусь — ей будет не до разговоров.

— Всего лишь пятнадцать процентов восприятия… Как тебе это удалось? — цедит сквозь зубы Аарон Селестайн. — Конечно, на тебя действует суггестия, но ты противостоишь ей. Это меня не устраивает. Мне не нужны бунтовщики. От них только неприятности, а потом все надо исправлять. А это занимает много сил и времени.

Я бы хотела ответить на вопрос Селестайн, но я еще не пришла в свое нормальное состояние: когда пятерни и ходули безотказно работают, а рот можно открыть и закрыть. Все, что мне сейчас великолепно удается — не распускать слюну.

— Ладно. Не в этом дело. — отмахивается Селестайн и признается: — Я всегда, всегда считала тебя исключительной. Ты пренебрегаешь законами общества, и придерживаешься личных норм. Чего стоит твоя выходка в день Сбора. Пришла в брюках и рубашке! Но, не думаю, что ты хотела выделиться или удивить меня…

Аарон Селестайн на секунду отворачивается и снова пятится на меня.

— У тебя перезагрузка. Твой разум не прошел полной очистки и все еще засорен. Но мы это с удовольствием исправим. Через минут десять ты отключишься, а проснешься совсем другим человеком. Новым человеком. — подчеркивает она с гордостью. — А пока что нас еще есть время немного поболтать по душам.

Я пробую шевелить пальцами. И у меня получается. Только большой палец правой руки все еще не сгибается.

Аарон Селестайн садится в кресло, стоящее возле дивана, и запрокидывает голову.

— Хочешь меня о чем-то спросить?

— Зачем вы внушаете людям ложь? — выговариваю я через букву.

— Ложь? — ухмыляясь, вспыхивает Селестайн. — Нет. — сладострастно тянет она. — Мы открываем людям правду. Мы помогаем им измениться, мы заботимся о них, напутствуем. Мы удовлетворяем их потребности.

— Вы лишаете их здравого рассудка! — возражаю я.

Аарон Селестайн, услышав мое утверждение, выходит из себя.

— Решаем их здравого рассудка!? Как грубо… Даже для тебя. — иронично ухмыляется Селестайн. — Тебе, наверно, сложно понять, но… Мы даем людям то, что они хотят. То, что они желают получить. Не более. И они благодарны нам. Да! Они благодарны нам. И они выбирают нас, а не, как ты утверждаешь, правду.

— У них нет другого выбора. — выпаливаю я. Аарон Селестайн поднимает руку, мол, притихни, чего разбушевалась.

— Вот что я тебе скажу, Маверик. Человек не знает, чего он хочет до тех пор, пока его не разгадают и не предложат то, в чем он не смог определится самостоятельно. Как ты уже поняла, мы помогаем им в этом. Может, для тебя это открытие. Но, человек не хочет свободы. Это ему чуждо. Он не нуждается в любви и прочих мелочах. Человек нуждается в господине, руководителе, наставнике. И его снисходительности. Человек хочет контроля. Человек бежит от ответственности. Человек жесток, и хочет жестокого обращения над собой, потому что получает от этого немалое удовольствие.

— Это не правда. — отрицаю я. — Вы обманываете всех и для этого придумали суггестию.

— Не мы первые и не мы последние. — отрезает Аарон Селестайн. — Думаешь, мы первые начали проводить внушение? Ошибаешься! Суггестия — единственный способ помочь тем, кто нуждается в помощи. Знаешь, почему старый мир поглотила война? Потому что они не рассматривали внушение, как оружие. Как оружие для объединения. — уточняет Селестайн. — Только как для разобщения, и переманивания на свою сторону. — Я наконец-то сажусь и откидываюсь на спинку дивана. — Они «промывали» мозги. Производились химические атаки, разгорались войны, в которых мелкие хитрые врунишки доказывали свою правду. Понятия о добре и зле размывались, как песчаные замки водой. Вспыхивали маленькие войны, они ураганом захлестнули весь мир, и он превратился в одно большое поле боя. А все, потому что кто-то считал себя более просветленным; кто-то считал, что информация, которою им подали с телеэкранов, как десерт для избранных, правдива. Никто не пошевелил своей одной единственной прямой извилиной и не усомнился. Я веду к тому, что самое важное — это власть над разумом. Все давно поняли: мир принадлежит тому, кто умеет манипулировать и управлять. А не тупоголовым существам, впитывающим информацию, как губка жидкость.

— По-моему тебе надо лечиться. — выдаю я, дослушав.

— Скажу больше: когда есть те, кто хочет быть обманут, всегда найдутся те, кто будет обманывать. Одно притягивает другое. А целенаправленное внушение, тщательная обработка каждого человека — единственный способ спастись. — как бы невзначай добавляет Аарон Селестайн и призадумывается. — Я знаю, ты понимаешь это, как никто другой. Ведь мы похожи.

— Нет. — отрицаю я. — Не похожи.

Но Аарон Селестайн как будто меня не слышит и настаивает на своем.