Нахмурив лоб, пытаюсь вспомнить, что со мной произошло. Но мой взгляд привлекает одна деталь, которая, что не есть странным образом, раньше прошла мимо моего внимания, — одежда. На мне легкий костюм черного цвета, защитные наколенники и прикрепленный к поясу, на ощупь жесткий, прут. На соседнем кресле лежат кожаные перчатки, обшитая защитными пластинами винтовка, почти такая, как была у меня на охоте, и застекленный шлем, точно, как у Пять.
Не время волноваться, но находка меня беспокоит.
Сажусь ровно, откинув голову назад, и глубоко дышу, чтобы успокоиться. Куда нас везут? Если бы не забитые наглухо окна, можно было бы хоть что-то разглядеть.
В уме воспоминаниями проносится странный ряд картинок: растущий ядерный гриб; взлетающая ракета; много людей, идущих в едином направлении; мужчины в белом выстроились в десятки рядов; снова столпотворение и множество поднятых рук; шагают держащие оружие люди в форме; горящий самолет падает вниз; появляются пленники с высохшими и бледными лицами, их сменяет железная птица с огромными крыльями, стоящая на колесах; высоко в небе летит боеголовка и зависает в воздухе; незнакомая мне женщина обнимает незнакомого мне мужчину, они одаряют друг друга ослепительной улыбкой, но их лица печальны, пара исчезает за тучей взлетающих птиц; как грибы, растут большие и маленькие дома, и их поглощает дым и огонь; набитые людьми поезда уезжают прочь, растворяясь в темноте; ядерный гриб уменьшается, как будто время повернулось вспять. И все это, как мне кажется, мои воспоминания перемешаны с воспоминаниями с охоты: погоня по лесу, драка с Пять, лохматые лабораторные псы, безликая Мередиан, дождь, выродки, их руки и ноги выкрученные в разные стороны, трупы под водой, спасительный вертолет и человек, он поднимает меня — я ему благодарна. Он спас меня, вытащил из долины. Почему-то я не думала об это и о том, что выжила, хотя не была уверена, что мне это удастся. Меня спасли в самый опасный момент… Я расплываюсь в благодарности к спасителю.
Раздается непродолжительный тревожный сигнал, который отвлекает меня от пестрых раздумий. Бестелесный женский ровный голос приказывает снаряжаться, и ремни, будто по мановению волшебной палочки, отстегиваются.
Поднимаюсь и, не раздумывая, беру ружье и закладываю его за спину, затем надеваю перчатки, мягкая кожа которых идеально обтягивает пальцы. Надеваю шлем — и вмиг окружение становится более темным. Беру дубинку и сразу же прибодряюсь, испытывая неодолимый прилив мощи. Невидимая сила подталкивает меня к незнакомому раньше позыву — применить всю свою жизненную энергию, показать ее и испробовать. Я не могу и не хочу себя сдерживать.
Женский голос приказывает идти к двери — она уже открыта. Этот голос кажется мне знакомым, благоговейным, отчасти родным и я не могу не исполнить его приказ.
Выхожу последней. Передо мной из вагона высыпаются десять человек в той же одежде и с той же амуницией. Мы безоговорочно исполняем то, что нам сообщают, и я вкушаю приятнейшее, неизведанное раньше ощущение — никакого сопротивления. Сполна предаваясь легком приливу блаженства, я удивительно спокойна, впервые ни за что и ни с кем не борюсь и ничему не сопротивляюсь.
На улице опустилась непроницаемая темнота. Отчасти из-за нее и из-за шлема я не сразу понимаю, что иду по разрушенной платформе Департамента-9. Земля под ногами всплошь усыпана неустойчивыми камнями. Как только хочу снять шлем, обозрение резко меняется: двигающиеся передо мной фигуры становятся бело-зелеными пятнами. Должно быть это ночное виденье, используемое охранниками в комендантский час. Они ведь всегда ходят в шлемах, как будто в орехах.
Я оглядываюсь: позади, как и впереди, шагает колона расплывчатых форм, и мы движемся в одном направлении, наверняка, преследуя одну и ту же поставленную цель. Крепко держу в руках жесткий резиновый прут, и уже знаю, для чего он мне и, как его применить.
Перехожу через колии и ступаю по немного посохшей, хрустящей траве.
Я отчаянно верю в то, что в моей руке зажата не дубинка, а дисциплина — то, чего не хватает каждому, кто осмелился нарушить комендантский час. Я проучу каждого нарушителя, посмевшего наплевать на законы и указания защищающего нас правительства.
Следом за несколькими десятками людей, я подоспеваю на Площадь Свободы Департамента-9. Очевидно, что это уже не то место, куда я приходила в детстве, и откуда уезжала в день Сбора. Площадь напоминает огромную свалку, захламленную купами горящего мусора, досками и прочим мусором, требующим безотлагательной уборки. Ввысь поднимаются языки пламени, от которых исходят черные, как грозовые тучи, клубы едкого дыма. Но, благодаря встроенному в шлеме фильтру воздуха, мне легко дышать.
Наблюдаю за быстро двигающимися человеческими фигурами, подкидывающими в костры что-то круглое, предполагаю, что шины от старых машин. Люди нешуточно всполошены и суетятся, как муравьи перед дождем. Но, что они здесь делают? — недоумеваю я. Почему они находятся в это позднее время на площади и разводят беспорядки?
Огонь вспыхивает с новой силой.