— Пожалуй… — развожу я руками. Какую же глупость я совершила! Упустила замечательную возможность поговорить по душам, а другой может и не выпасть. — Я могу идти? — Люк молча смотрит на меня. — Ладно, где дверь я знаю…
Испорченный мною разговор окончен, и я ухожу.
Глава 5. Вольноотпущенные
Уставшая, облаченная в невзрачный костюм, Аарон Селестайн, стоя за прозрачной стеклянной перегородкой, уничижительно лицезреет на меня, будто порывается заглянуть в мои беспорядочные крамольные мысли, которые, почему-то, возникают яркими влекущими вспышками и, от которых я никак не могу отгородиться. Она кончиком указательного пальца касается звуконепроницаемой загородки и, прежде чем стекло превращается в зеркало, замечаю развернутое к тренировочному залу кресло и чью-то болтающуюся ногу: черная штанина и ботинок. Люк прав: за тренировкой наблюдают, и возможно, что в той уединенной комнате находится Кроу.
Расположившись в дальнем углу, рассматриваю высокие потолки, и сектора, на которые поделен зал, — это три застекленные пустые комнатушки. Возможно, — размышляю я, — окруженная этими подвальными застенками, когда-то так же, как и я, скрестив ноги и зажав между острых коленок ладони, сидела Касс. Интересно, скучала ли она по мне хоть какую-то долю секунды? Вряд ли так сильно, как я, но мне бы хотелось знать, что мы попрощались не навсегда, а лишь переживаем временные затруднения, вскоре мы встретимся, и все наладится.
Утекает минут пять и скучнейшее ожидание прерывает своевременное появление Люка и деловитым тоном, который в его исполнении звучит немного неправдоподобно, ведь он всегда был мягким, добродушным человеком, он приказывает разобрать винтовки. И начинается стрельба. С видом на редкость неуклюжего беспомощного новичка, который впервые держит оружие, стараюсь почаще промазывать, хотя справляюсь довольно неплохо. Ружейная пальба сменивается швырянием ножей. Годы тренировок дают о себе знать: в лесу не осталось ни одного дерева, в которого я бы не метнула нож. Конечно, на стволах нет четко обозначенных мишеней, как у этих целей, но все же я близка к центру.
На стрельбу и беспорядочное кидание лезвий уходит почти два напряженных часа, после чего мы приступаем к запоздалому разогреву мышц. Люк, подойдя к одному из отгороженных сквозистой ширмой отделений, нажимает на разрисованное перепутанными и бесконечными линиями стекло, и внутри появляется одиннадцать прозрачных безликих человеческих фигур. И я чувствую себя абсолютно по-дурацки, повторяя движения, которые показывают призрачные манекены.
Немного передохнув, работаем на группу мышц рук и живота. После приступаем к беговой дорожке, предварительно надев браслеты, измеряющие пульс. После десяти минут бега с дистанции первой сходит Одиннадцать, после нее Пять. Последней сдаюсь я, а за мной, саркастично ухмыльнувшись, будто победил в негласном соревновании, останавливается Люк. Кажется, он совсем не устал, чего не скажу о себе, я совершенно выдохлась. Как только дорожка выключается и, опустившись в пол, сравнивается с ковром, я плюхаюсь на пол и жадно хватаю ртом воздух. Странно, но в лесу бегать куда легче, возможно потому, что там земля под ногами и небо над головой.
После короткого перерыва Люк, не взирая на то, что некоторые от изнеможения просто-напросто распластались на упругом настиле не в силах двигаться, велит группе выстроиться и подводит неутешительные итоги тренировки исходя из того, что увидел. Но, все же, выделяет некоторых ребят отличившихся незаурядной сноровкой (меня, конечно, не упоминает).
— Вы отлично поработали, — говорит Люк. — Но… я хочу увидеть ваши реальные возможности.
— Что? Что это значит? — задыхаясь, спрашивает Ева. — Мы выложились на все сто процентов.
— Нет. — почти равнодушно отрицает Люк. — Что ж… Один вызвалась добровольцем.
— Что? Нет! Я не вызывалась добровольцем! — никак не угомонится Ева.
— Сюда! — приказывает Люк. Один смиренно умолкает, и, свив руки на груди, шагает вперед. — Тринадцать!
Услышав свой номер, ровняюсь с покрасневшей от внутреннего негодования Один. Нехорошие подозрения ядовитыми пылевыми облаками всплывают в уме, вытисняя друг друга. Что задумал Люк? Для чего он вызвал меня и уморенную Еву? Хочет устроить показательное состязание, выясняя, кто лучше усвоил учения? Но, вполне возможно, что я напрасно злюсь на него, и, скорее всего, эту проверку запланировали давным-давно. Резко вскинув руку, Люк дает понять, чтобы мы следовали за ним.
Я едва передвигаюсь: мышцы после бега еще пульсируют. Мы приближаемся к застекленным комнатам.
— Это несправедливо, — жалуется Один, шипя.
— Один и Тринадцать. — снова подзывает Люк, отодвигая часть разграфленного линиями стекла. — Два и Двенадцать готовятся.
В недоумении переглядываюсь с Евой — она волнуется не меньше меня.
— Один… — Люк терпеливо ждет, пока Ева, которая багровеет еще обильнее, хоть малость отшагнет. — Тринадцать.