Ренегат

Под подушкой нашариваю отцовский подарок и крепко его сжимаю. Я невыносимо скучаю по исчезнувшей маме, уехавшей Касс и папе, который боролся за то, чтобы никого никогда не поддавали внушению. Я хочу обратно домой, ненадолго… Было бы здорово, растопив печку, сесть с родными за стол и за ужином оживленно поговорить о чем-нибудь неважном, просто поболтать. Но это невозможно. Нет путей обратно, чтобы вернутся в прошлое, и сказать тем людям, которые покинули меня, насколько сильно я их люблю. Но я бы очень хотела, чтобы они знали, как сильно я по ним скучаю.

В глазах двоится. Я мало, что соображаю, как будто, в сознании происходят минутные выпады. Тянусь к спинке кровати. Существенно отяжелевшими ногами осторожно ступаю по, как мне кажется, неровному, всхолмленному полу. Едва не падаю.

Кое-как дохожу до ванной. И меня выворачивает в раковину — ярко-синяя рвота стекает по ее белоснежным стенкам. Я ощущаю непонятное облегчение, будто сняла тесную одежду, а окружающее становится более отчетливым, словно воздух сделался намного чище.

Едва ли не ползком забравшись в душ, минут пятнадцать коротаю под холодной водой — и меня больше не беспокоит ни головокружение, ни тошнота, тело не знобит, и докучливый голос Селестайн утих. Одевшись, и, поправив немного растрепавшийся колосок, набрасываю пиджак и упругим энергичным шагом спускаюсь к ужину.

Доносящийся из столовой звенящий гул нисколько не раздражает, а от великолепного запаха еды так обильно текут слюни, что не успеваю их подбирать. Никогда прежде не чувствовала себя так хорошо, будто во мне открылось второе дыхание. Заметив прислонившуюся к стене, смертельно бледную Один, я останавливаюсь. На лбу заметно уставшей Евы росится пот, крупные капельки которого заливают ее невидящие глаза. Тонкие ноги девушки подкашиваются, будто кто-то невидимый подрезает их серпом, и вот-вот она упадет. Подбежав к Один, чтобы вспомоществовать ей, говорю:

— Тебе необходимо прилечь.

— Все хорошо. — сонно бубнит она. — Я просто неважно себя чувствую. Пройдет.

Землистое лицо Евы морщится, будто она ест что-то кислое, а ее хрупкая, дрожащая левая рука тянется к виску.

— Пойдем, я тебя уложу. — предлагаю я.

— Я выспалась. Больше не могу. — Ева закрывает глаза. Ее длинные пальцы, не отрываясь от виска, двигаются по кругу против часовой стрелки. — Шепот в голове… Я хочу, чтобы он исчез, но он не исчезает. Почему? — Один в необычайном отчаянии и чуть ли не рыдает. — Почему он не умолкает? Почему?! Как мне заставить его замолчать?

— Нужно еще немного поспать. — Я мало верю в то, на чем ревностно настаиваю, но Ева внимательно слушает. — Поверь, тебе нужен сон.

— Хорошо. — Я беру Еву под руку. — Не утруждайся, Маверик, я справлюсь.

— Мне не сложно. Ты уверена, что сможешь сама дойти?

— Угу. — Один снова кивает, и слабо улыбается: — Мне море по колено, ты же знаешь.

Черепашьим шагом Ева волочится в темный конец пустынного коридора и сворачивает за крутой угол. Меня поедают свирепые угрызения совести: спальня близко, но все-таки надо было ее проводить и подождать, доколе она забудется умиротворенным сновидением. Но вряд ли ее сны будут безмятежными, а еще одна порция кошмаров не станет для Один полезной. Наверняка, уровень восприимчивости девушки более высокий, чем у меня, поэтому ее мозг не успевает перетравить внушенную информацию, и это не лучшим образом отпечатывается на ее ухудшающемся самочувствии.

Из Норы, держа руки в больших карманах синий куртки, ко мне направляется Люк, вид у которого напряженный и необыкновенно подозрительный. Исподлобья он глядит по сторонам, словно взглядом отгоняет каждого, кто оглянется на него. Подойдя, он так же недоверчиво и высматривающе озирается вокруг, и, убедившись, что нас никто не подслушивает, осведомляется:

— Как себя чувствуешь?

— Ничего так, удовлетворительно. — Люк своими опасливыми действиями вызывает у меня широкую улыбку. — Хотя сначала было не очень хорошо.

— Это замечательно. Сядешь возле меня, ладно? Но притворись, что тебе нездоровится.

— Зачем? — почти шепотом изумляюсь я.

— За ужином придут забирать тех, кто не выполнил норму суггестивного внушения. Зрелище не из приятных. И я не хочу, чтобы ты была далеко.

— Норму? Забирать? — переспрашиваю я, и Люк кивает. — И многих арестуют?

— Человек шесть. Не больше.

Раз Люк предупреждает меня о грядущей опасности, значит одна из этих шестерых — я.

— Хорошо, я сяду рядом.

Рано или поздно это бы произошло. Пора бы уже смириться, что моей жизнью управляют другие; что вопреки надеждам, я не имею ни права голоса и лишена какого-либо выбора. Если меня задержат, то, по крайней мере, я узнаю, почему в Котел не возвращаются уехавшие для прохождения программ и где их удерживают.

— Все произойдет очень быстро. — предупреждает Люк.

— Куда нас заберут?

— Места засекречены. И, вероятнее всего, к ним нелегко добраться.

— Отсюда возможно убежать? Мы можем уйти раньше…

— Нет. — отвечает он. — Но ты не вол…