Ренессанс. У истоков современности

«Смертные перенимают жизни одни у других… и словно скороходы, передают друг другу светильник жизни» (эссе «О том, что философствовать – это значит учиться умирать»).

Лукреций – постоянный спутник Монтеня. Древний мыслитель научил его и пониманию природы вещей, и тому, как прожить жизнь с удовольствием и без сожалений, и как подготовить разум к достойной встрече со смертью.

В 1989 году Пол Куорри, тогда библиотекарь Итонского колледжа, приобрел на аукционе за 250 фунтов стерлингов превосходный экземпляр поэмы «О природе вещей» издания 1563 года под редакцией Дениса Ламбена. На форзацах сохранились пометки на латинском и французском языках, но имя владельца не было известно. Ученые быстро установили, подтвердив и догадки Куорри, что копия принадлежала Монтеню, который и оставил свои многочисленные пометки, свидетельствовавшие о жгучем интересе читателя10. Его имя просто-напросто затерялось под слоем других записей. Однако один комментарий, сделанный на оборотной стороне третьего форзаца, совершенно недвусмысленно разоблачал владельца: «Поскольку движения атомов столь многообразны, то не исключено, что, они, уже соединившись этим образом, когда-нибудь в будущем могут снова сойтись в той же комбинации и породят другого Монтеня»11.

Монтень усердно помечал те места в поэме, которые казались ему в особенности антирелигиозными: опровергавшие, к примеру, фундаментальные христианские принципы сотворения мира ex nihilo[52] , божественного Провидения и Суда Божьего после смерти. Страх смерти, писал он на полях, причина всех наших пороков. Душа – материальна, в этом Монтень совершенно не сомневался. «Душа телесна» (296); «душа и тело едины» (302); «душа смертна» (306); «душа, подобно ступне, является частью тела» (310); «тело и душа нераздельны» (311). Это заметки читателя, не его собственные утверждения. Однако они свидетельствуют о том, какие радикальные заключения он делал, читая материалистические суждения Лукреция. И хотя благоразумие подсказывало держать подобные идеи при себе, они явно получали все большее распространение.

Поэма Лукреция читалась даже в Испании, где инквизиция отличалась особенной жестокостью. Напечатанные экземпляры завозились из Италии и Франции, из рук в руки тайком передавались манускрипты. Известно, что в начале XVII века французское издание поэмы, отпечатанное в 1565 году, имел Алонсо де Оливера, врач принцессы Изабеллы Бурбонской. Можно привести и другие факты. В 1625 году испанский поэт Франциско де Кеведо приобрел манускрипт поэмы всего за один реал12. Писатель и коллекционер Родриго Каро из Севильи хранил в своей библиотеке, судя по описи, составленной в 1647 году, два экземпляра поэмы, отпечатанные в Антверпене в 1566 году. А в Гваделупе преподобный Самора держал в монастырской келье издание Лукреция, напечатанное в Амстердаме в 1663 году. Как это понял еще Томас Мор, безуспешно пытавшийся скупить и сжечь протестантское издание Библии, после появления печатных станков стало чрезвычайно трудно «убивать» книги. Еще труднее уже было преградить путь новым идеям, появляющимся в физике и астрономии.

Хотя попытки подавить инакомыслие, конечно, предпринимались. Вот, к примеру, образчик усилий проповедников XVII века, пытавшихся задушить то, что не удалось погубить сожжением Бруно:

Ничто не возникает из атомов,

Все существующие тела и формы прекрасны сами по себе,

Без них весь мир превратился бы в хаос.

Изначально все создано Господом,

Чтобы одно порождало другое.

Все ничто, если ничего не порождает.

О Демокрит, из атомов ничего не возникает.

Атомы ничего не создают; поэтому атомы – ничто13.

Это слова из латинской молитвы, которую молодые иезуиты должны были ежедневно повторять для того, чтобы отвести от себя особенно пагубные соблазны. Цель молитвы – изгонять наваждение атомизма и утверждать, что формы, структура и красота всего существующего в мире – творение Господа. Приверженцы атомизма радовались и дивились тому, как устроен мир. Лукрецию Вселенная представлялась извечным созданием во славу Венеры. Но послушный молодой иезуит должен был каждый день убеждать себя в том, что прекрасному божественному миропорядку, наглядно воплощенному в барочных зданиях и статуях, угрожает холодное, стерильное и хаотичное царство бездушных атомов.