Реорганизованная преступность. Мафия и антимафия в постсоветской Грузии

В свою очередь, воры в законе помогали удерживать контроль над тюрьмой. «Представьте себе, бунт в тюрьме, начальник спросит у вора в законе: что там происходит? Вор скажет: “Ладно, шлюхи, возвращайтесь в свои камеры, вы расстраиваете меня…” Если он не сможет урегулировать ситуацию, его статус будет утерян» [R18]. В 1990-е годы тюремные начальники считали, что использовать воров в законе в их интересах, не в последнюю очередь из-за небольшой зарплаты: «Происходило [обращение к ворам в законе за помощью]. Был такой случай, даже несколько раз. Что мы могли сделать? Люди иногда даже не получали зарплату, если заключенные начнут бунтовать, кто будет рисковать чем-то, когда он даже не получает зарплату?» [R21].

Таким образом, некоторые, хотя и не все, члены сети воров в законе достигли в 1990-е годы более тесной интеграции с представителями государства, в то время как другие поддерживали с ним договорную связь, основанную на отношениях «патрон – клиент», хотя теперь ее было установить гораздо легче, чем в советский период. В 1990-е годы государство проявляло большую терпимость и содействовало созданию сети воров в законе.

Интеграция между государством и ворами в законе была явно продемонстрирована еще в 2003 году, когда вор в законе Т. Г. Ониани, с которым мы познакомились в главе 1, в качестве помощника правительства во время кризиса с заложниками прибыл в Тбилисский аэропорт, где его встречал правительственный конвой. В то время у Ониани были тесные связи с бизнесменом и парламентарием из Кутаиси Б. Шаликиани. К этому моменту Шеварднадзе начал испытывать беспокойство по поводу уровня влияния, которым обладали эти преступные субъекты. Ответная реакция на воров в законе последовала вскоре, когда М. Н. Саакашвили, тогдашний министр юстиции, порвал с Шеварднадзе в 2001 году, чтобы в конечном итоге стать одним из самых важных оппозиционных фигурантов и организаторов «революции роз».

Антимафия и «революция роз»

По мнению ключевых респондентов [R7; R44; R45], политика борьбы с мафией, проводимая в Грузии в 2005 году, практически копировала законодательства других стран. В частности, на разработку законодательства в Грузии оказал большое влияние американский закон «О подпавших под влияние рэкетиров и коррумпированных организациях» 1970 года (RICO). Точно скопированы были также меры, принятые Итальянской комиссией по борьбе с мафией и зафиксированные, в частности, Чрезвычайным декретом-законом 306/8 от июня 1992 года, который опирался на существующий закон 416-бис о борьбе с мафией. Этот закон был призван серьезно воспрепятствовать деятельности мафии после смерти от рук «Коза ностра» судей Фальконе и Борселлино [Jamieson, Violante 2000]. Использование правоприменительного опыта других осуществлялось с помощью исключительно компетентных советников, в том числе генерального прокурора США и крупных фигур в антимафиозном движении сицилийского ренессанса, в первую очередь бывшего мэра Палермо Л. Орландо, а также Р. Годсона из Национального информационного центра по стратегическим концепциям (NSIC), концентрация интеллектуальных ресурсов которого позволила разработать для противостояния сицилийской мафии программу «культура законности».

Орландо относился к грузинам особенно тепло, сделав Тбилиси и Палермо городами-побратимами и пожив в Советской Грузии в 1980-х годах, когда ему пришлось покинуть Сицилию из-за угрозы его жизни¹¹. Пребывая в гостях, он отметил культурное и историческое сходство между Сицилией и Грузией и написал о своей привязанности к грузинскому народу в автобиографии: «Так же являясь коктейлем из разных рас и культур, Грузия во многом похожа на Сицилию» [Orlando 2001: 136]. С 2001 года Орландо и другие видные лидеры борьбы с сицилийской мафией из Сицилии участвовали в визитах по передаче опыта из Палермо в Тбилиси. Знакомство с этим опытом стало процессом извлечения уроков и подражания [Rose 1993; Dolowitz, March 2000]. Главная идея грузинской администрации состояла в том, что реформы должны осуществляться в унисон. Это был главный тезис Орландо. Его часто повторяемое сравнение процесса с двухколесной повозкой, одно колесо которой представляет собой социальную, политическую и культурную реформу, а другое – полицейскую и судебную реформы, и оба они должны двигаться одновременно, получило в Тбилиси восторженный прием [Orlando 2001: 10–11; Schneider, Schneider 2003: 160].