Реорганизованная преступность. Мафия и антимафия в постсоветской Грузии

Конечно, к 2009 году данные опроса показали, что 78 % респондентов считали «никогда не приемлемым» решение проблемы с помощью «криминального авторитета», и только 1 % респондентов считал это «всегда приемлемым» [CRRC 2009]. Это ничего не говорит нам об изменении отношения к ворам в законе с течением времени и, в частности, о том, какими эти отношения были непосредственно перед антимафиозной кампанией и введением политики нулевой терпимости. Поэтому мы можем использовать данные проводимого два раза в год Gallup Corporation и USAID для Международного республиканского института (IRI), американского аналитического центра по продвижению демократии, в период с 2003 по 2007 год национального опроса избирателей, в котором участвовало 1,5 тыс. человек в возрасте старше восемнадцати лет. В разделе «доверие к институтам» отношение к ворам в законе фиксировалось как «благоприятное», «неблагоприятное» или «отсутствие мнения» наряду с отношением к более формальным институтам, таким как политические партии, президент и церковь. С точки зрения благоприятного отношения воры в законе, или «мафиозная сеть “воров в законе”»,

как они описываются в результатах опроса, находятся в нижней части выборки в каждом опросе, опережая только профсоюзы. Церковь неизменно возглавляет все институты с рейтингом благоприятного отношения, колеблющимся около 90 %. Это дает стимул ворам в законе, наименее любимому «институту» Грузии, ассоциировать себя с почти совершенной непогрешимостью церкви в глазах грузинского народа, о чем будет сказано ниже.

Воры в законе были включены в опрос с июня 2004 года. На рис. 8.1 представлены результаты исследований.

На воров в законе в то время, по крайней мере в указанный период, респонденты смотрели не особенно доброжелательно. Пик благоприятного отношения, составлявшего 19 % в июне 2005 года, является исключением из общей тенденции к снижению, которая достигла низшей точки в последнем опросе с 7 % благоприятного отношения в сентябре 2007 года.

Рис. 8.1. Отношение к ворам в законе в 2004–2007 годах. Источник-. Международный Республиканский институт: национальные опросы избирателей Грузии

Гораздо более выраженное изменение происходит, однако, с течением времени в распределении тех, кто не имеет никакого мнения, и тех, кто смотрит на воров в законе неблагоприятно; тенденция для каждого из вариантов отрицательно коррелирует с октября 2005 года и далее. В октябре 2005 года доля тех, кто не имеет мнения о ворах в законе, и тех, кто смотрит на них неблагоприятно, была почти одинаковой (43 % против 42 % соответственно). К апрелю 2006 года между респондентами наметился явный раскол (61 % отрицательно против 27 % без мнения). Этот раскол со временем неуклонно расширяется, составляя 70 % против 23 % к сентябрю 2007 года.

Трудно избежать вывода о том, что снижение числа тех, у кого нет мнения, и увеличение числа тех, чье мнение неблагоприятно для воров в законе, имеет какое-то отношение к антимафиозной кампании государства. В конце концов, антимафиозное законодательство было введено в декабре 2005 года, то есть именно тогда, когда произошел этот всплеск неблагоприятного отношения к ворам в законе в опросах. Одним из объяснений этой связи может быть страх перед государством и опасение обнаружить общность с ворами в законе, поскольку она только что превратилась в новое преступление. С другой стороны, могло просто оказаться, что мощное давление государства на воров в законе через публичные заявления и использование средств массовой информации наконец возымело результат.

Третья интерпретация, однако, может заключаться в том, что давление государства подтолкнуло тех, кто раньше не хотел говорить о ворах в законе из-за страха перед ними, выразиться более решительно, когда они увидели, что государство одержало верх в борьбе с организованной преступностью. Важность сказанного заключается в том, что если это действительно так, то внезапный переход от отсутствия мнения к неблагоприятной оценке воров в законе показывает, что социальная поддержка этих преступников основывалась не столько на общих ценностях в аномичных условиях постсоветского общества, как предполагает, например, Олейник [Oleinik 2003], или на глубоком уважении к воровскому образу жизни и совместимости грузинских ценностей с нормами воровского мира, как иногда утверждают [Godson et al. 2003; Nordin, Glonti 2006], сколько на чем-то гораздо более поверхностном.

Например, арест в январе 2004 года в селе Терджола под Кутаиси вора в законе 3. А. Амброладзе вывел на улицу 150 человек. Протестуя против ареста, сторонники Амброладзе перекрыли главную трассу Тбилиси – Зугдиди – и вступили в столкновения с полицией [ИТАР-ТАСС 2004]. С одной стороны, это можно рассматривать как проявление глубоко укоренившейся поддержки воров в законе и сильных антигосударственных настроений. Однако местная полиция имела иное мнение: