Репетиции

Когда к ссыльным был добавлен Сертан, функции главы партии апостолы передали ему, и пока он был в силах, каждое дело, касающееся этапа, должно было проходить через него и им решаться. Он этого не хотел, но здесь собрание апостолов и в первую очередь Петр были непреклонны, и все согласились, что этот порядок справедлив и единственно возможен. Потом, когда апостолы убедились, что надежд на выздоровление Сертана нет, они опять постепенно начали перенимать назад власть, теперь они снова самостоятельно принимали решения и лишь давали их Сертану на утверждение. Так было еще и потому, что Сертан в эти последние месяцы своей жизни был тяжело занят. По настоянию апостолов он подряд, без изъятий переводил и диктовал им дневниковые записи, касающиеся постановки, чтобы, если он умрет (а они знали, что он скоро умрет, да и он знал это), они и без него могли продолжить репетиции и, когда придет время, сыграть сделанную им постановку такой, какой он ее задумал. Они старательнейшим образом выспрашивали его и подробно записывали каждый совет и каждую рекомендацию, вообще то, что он говорил, думал, вспоминал, перерисовывали планы, карты, макеты, декорации, детали мизансцен, и, когда он умер, у них, в сущности, было все, что он сам хотел и собирался сделать. И он, умирая, знал, что работа его не погибла, и они тоже знали, что дело, которое он делал, не погибнет, он умер счастливый, окруженный учениками, — трудно подобной смерти не позавидовать.

Последние дни, уже когда они пересекли Урал, он очень мучался, режущий кашель не отпускал его ни на минуту, но 16 июня на привале кашель прекратился, так что он вдруг подумал, что будет жить, и в этот момент, когда он улыбался и они стояли с ним рядом, и было солнце, и ясный день, и ему было хорошо, как давно уже не было, — он умер.

2 августа, через полтора месяца после смерти Сертана, ссыльные дошли до Верхотурья, где партии обыкновенно по неделе и больше отдыхали перед тем, как тронуться дальше, в Тобольск. Теперь позади осталась Россия, остался Урал, и люди уже смирились, что вернуться назад им не суждено.

Земли за Верхотурьем были пустынными, почти такими же пустынными были дороги, и ссыльным часто казалось, что их сторожат, ведут связанными и в колодках не потому, что они преступники и наказаны, а потому, что боятся, что иначе они затеряются, сгинут, пропадут.

Тобольск в те времена был еще стольным городом и главным перевалочным пунктом в Сибири. Здесь ссыльные получали хлеб, семена и большую часть необходимого, чтобы начать хозяйство на новом месте — как тогда говорили, пашенный завод: сошники, топоры, железа в запас, на подмогу денег, но главное — хлеб на все то время, пока они не устроятся, не обживутся и не смогут кормить себя сами.

Из Тобольска путь партии лежал на Енисейский острог, оттуда, дав им припасы на дорогу, ссыльных следовало без задержки отправить на Лену, в Якуток, где тамошний воевода стольник Головин и дьяк Филатов должны были принять этап и устроить крестьян на пашню. Сибирский приказ предписывал им поселить партию одной слободой в удобном месте на реке Анге, купить ссыльным на подможные деньги лошадей и, если у них, когда они придут на место, будет мало семенного хлеба, дать еще из прежних запасов.

Приставы, которые вели партию, по Государеву указу должны были первый год неотлучно жить рядом с сосланными, следить за ними и обо всем увиденном доносить в Якутск дьяку Филатову, а тот уже писать в Москву. Самим ссыльным было велено, как попадут они на Ангу, не мешкая и не дожидаясь, пока сойдет снег, делать сохи и бороны, потом, когда земля оттает, выполоть траву, кустарник и как можно раньше пахать землю под яровой хлеб. Всего они должны были пахать на Государя по полдесятины овса и ячменя на человека, а для себя — по десятине, а озимой ржи на Государя по десятине на человека, а себе — по две. Приставам надлежало смотреть, чтобы ссыльные пахали землю и на себя и на Государя старательно, как написано в указе, «с великим радением»: хорошо бы мягчили землю и, главное для Сибири, — сеяли хлеб впору, «не изпоздав». Чтобы скот не травил посевы, им было указано огородить поля, а созревший хлеб, тоже не изпоздав, сжать, связать в снопы и положить в сотницу. А кроме того, сосчитать и записать в книги, сколько какого хлеба соберут, сколько снимут с десятины и сколько с каждого снопа намолотят, чтобы в приказе знали, где какая земля и где что и сколько родится.

В заключение приставам было велено следить, чтобы ссыльные крепко помнили и государеву пашню и свою, чтобы не было между ними ничего дурного — ни брани, ни драк, а тех, кто будет в этом виновен, бить нещадно батогами.