– Пробыв почти четыре года на фронте, я повидал много крови, смерти и разного рода разрушений, но они не шли ни в какое сравнение с теми последствиями, которые оставила атомная бомба. Когда я с эпицентра огляделся вокруг, то местность было не узнать. Вместо бывшего леса открылась панорама голой степи и высот. На удалении до 1200 метров местность была чистая – ни травы, ни пней, ни щепок, ни кочек. Все ровное, отливающее желтым песком. Далее белели изломы стволов и лежали поваленные деревья. До 600 метров местность была вспучена, на склонах высот, обращенных к эпицентру, во многих местах почва и грунт оборонительных сооружений оплавились. Танки, в том числе тяжелые, оплавились и как бы провалились, просели в землю, некоторые из них перевернуты кверху гусеницами, а сорванные с них башни лежат в десятках метров от корпусов. Танки, находившиеся в окопах полного профиля (по башню), были полностью накрыты землей… Траншеи, ходы сообщения и окопы засыпаны грунтом заподлицо с поверхностью земли. Выходы из убежищ и других прочных инженерных сооружений завалены грунтом.
А вот свидетельство человека, находившегося в 30 километрах от эпицентра взрыва, но в полной мере ощутившего на себе его мощь. Анатолий Васильевич Алпатов
в 1989-м, когда мы с ним беседовали, был председателем Тоцкого районного комитета народного контроля, а в сентябре 1954-го учился в Сорочинском ветеринарном техникуме и жил в Кирсановке (19 километров на юго-восток от эпицентра).– Мы были в Сорочинске, в ветлечебнице, на практике, – вспоминает он. – В корпуса техникума завезли жен и детей офицеров из военного городка. День был солнечный, мы все глаза проглядели, смотрели в сторону полигона. Первое – вспышка! Солнце затмило. Через железную дорогу от ветстанции старый элеватор. Его так тряхануло – стоит весь в пыли, и голуби вокруг тучей. У кузницы стекла с рамами вылетели, у нашего техникума тоже. Стеклами порезало эвакуированных. Ну, думаю, если тут такое, то моей Кирсановке крык. Распустили нас, я на попутке доехал до села, а там ничего, все стоит. За пятнадцать минут до взрыва пришел офицер, родителям скомандовал: «По укрытиям!» А окопы в Кирсановке заранее отрыли в полный рост. Люди там одеялами накрылись и сидели. Тряхануло сильно. Вылезать боялись, пока офицер опять не пришел.
Жительница Сорочинска, участница Великой Отечественной войны Юлия Григорьевна Сапрыкина,
вспоминала о том дне спустя три с половиной десятка лет, как будто все было вчера:– Наш Сорочинск не предупреждали. Так, неофициально слышали, что будут испытывать бомбу в Тоцком… Это было примерно в 10 часов утра. Я, учитель, проводила урок со вторым классом. Классные окна выходили на противоположную сторону от Тоцкого. Вдруг сильный свет в окна! За этим такой страшный гром, что мне показалось, обрушился потолок, так сильно ударило взрывной волной по голове. Я думала, началась бомбежка. Детям крикнула: «Ложись!» Самой сейчас смешно – к чему? Это инстинкт, ведь я прошла фронт. По лестнице со второго этажа бежали ученики во двор. Всех отпустили домой. В воздухе гудели самолеты. На душе неприятно. Пришла домой – дом коммунальный, двухэтажный – окна раскрылись, стекла разбились. Печь лопнула, абажур упал, цветы все на полу. И пыль. По радио сообщили, чтобы шли в укрытие, а где оно?
Свидетельство Ю. Г. Сапрыкиной рождает много вопросов. Разве военные, зная рельеф местности, не понимали, что Сорочинску угрожает взрывная волна, а затем и радиация? Ведь город стоит на реке Самаре – по ее руслу и прошла взрывная волна, основательно тряхнувшая Сорочинск. И как символ нашей постоянной показухи тех лет – призывы по радио идти в несуществующие укрытия.
Воспоминания Г. В. Теркиной, другой жительницы Сорочинска, только подтверждают предположение: городу повезло, что бомба потянула всего на 40 килотонн. Будь она хоть немного помощней, разрушений бы райцентру не избежать.