Репетиция апокалипсиса: Тайная история атомных учений в СССР. Тоцкое-1954

– Я прекрасно помню день взрыва, панику людей в Сорочинске, – писала Галина Васильевна Теркина спустя сорок три года после учений. – Нас, детей восьми и пятнадцати лет, родители закрыли утром в квартире на втором этаже. Мать, учительница школы № 1, была на уроках. Внезапный удар, мощный и грозный, выбил стекла, ветхую раму в коммунальной квартире, опрокинуло с силой нас на пол, затем раздался гром небесный. По квартире полетели хлопья сажи из печи, взметнулась густая пыль, будто дом встряхнули, как пыльный ковер (ударной волной выбило пыль из всех щелей дома, обшитого доской по второму этажу). Ужас объял нас, детей. Мы порезали руки и тряслись от страха, стали стучать в стены соседям. Добрые соседи, сами белые от страха, слыша крики детей, через двери успокаивали нас. Вскоре прибежала взволнованная мать, и мы, плача, выбежали на улицу. Люди толпились вокруг, смотря на «тучу», ничего не понимая. Вскоре в поликлинику Сорочинска стали подвозить на грузовых машинах солдат с повязками на глазах. Все боялись что-то говорить, спрашивать или обсуждать. Кроме того, всем грозно было приказано на работе «молчать об этом».

Мы уже знакомы с М. К. Щевелевой. Она была маленькой, когда в 1954 году ее село Елшанка было эвакуировано в Каменную Сарму. Вот как запомнила ядерный взрыв 14 сентября Мария Кузьминич на Щевелева:

– Свет был действительно ярче солнца, но у меня в детской памяти осталось сравнение с молнией и сильной грозой. Бабушка упала на колени перед иконой и истово молилась – слезы текли ручьем. Взрослые тут же побежали к правлению колхоза: что это и что с селом?! Меня тоже понесло туда. Снова плач, стоны, шум. Отец потом говорил, выделили группу людей и направили узнать, что же с нашим селом. Село все горело. Но судите сами: через какое-то время нас допустили до села, чтобы забрать продукты из погребов и картошку из ям. От села осталась одна улица. Наш дом, то есть дом дедушки, сгорел…

В это время войска «Восточных», проведя артподготовку и авиационный налет на «вражеские» позиции, успешно сломили сопротивление «Западных» и прошли через зараженную зону, испытав на себе защитные комплекты и противогазы. Потом – баня, новое, с иголочки обмундирование и заслуженный отдых в палатках.

О том, как проходила дезактивация «живой силы», рассказывает В. Я. Бенцианов:

– На берегу реки Самарки стояли большие палатки длиной в несколько десятков метров, разделенные на три части: раздевалка, помывочная с десятком душевых установок, из которых вода текла под большим напором, и чистое отделение. Все части палаток были разделены плотными вертикальными брезентовыми стенками. Вода в Самарке была грязная, и душ снабжался водой из цистерн, затем подогретой. Сняли с себя абсолютно все, что нас защищало. В чистое отделение вернулись только наши ремни и сапоги. Мылись довольно долго, так как врач приказывал намыливаться по несколько раз. Сапоги и ремни также прошли водную дезактивацию. В чистом отделении получили новое обмундирование: трусы, майки, пилотки… Затем, получив оружие, сели на машины и вернулись в блиндажи. Отошли ко сну довольно рано, ибо усталость валила с ног.

А в урочище Дурной Гай в ходе разбора маневров министр обороны СССР Н. А. Булганин заявил: «Целью учений было всеми средствами и способами добиваться максимальной защиты всего живого от поражающих факторов атомного оружия в разнообразных условиях местности. Мы полагаем, что эта цель в основном достигнута».

«На разборе учений, которые проводил министр обороны, – пишет В. Я. Бенцианов, – летчик Кутырчев вместо подполковника был назван полковником и здесь же получил это звание. Кроме того, министр заявил, что подвиг полковника Василия Яковлевича Кутырчева достоин наивысшей награды. Летчик думал о звезде Героя Советского Союза, а получил орден Ленина (это и была в СССР высшая награда, а Герой Советского Союза – высшее звание. – В. М.). Были награждены и члены его экипажа, и им были присвоены досрочно очередные воинские звания».

Тут же для руководства был дан концерт с участием московских артистов. И когда знаменитый конферансье Борис Брунов объявил песню «Как в степи сожженной», никто не уловил здесь двусмысленности.

А над сожженной степью летело на восток все дальше и дальше радиоактивное облако, постепенно размываясь ветрами и оседая на землю. Ту землю, на которой в прошлом веке, ставшем атомным, жили наши отцы и деды. И на которой теперь живем мы с вами.