Репетиция апокалипсиса: Тайная история атомных учений в СССР. Тоцкое-1954

– Траншеи у всех были метр восемьдесят глубиной, а у нас – двухметровой глубины, – вспоминает Леонид Петрович. – Утром 14 сентября в ожидании объявления тревоги наш майор успокаивает нас, а сам то побелеет, то покраснеет, то побелеет, то покраснеет… И говорит: «Эх, сейчас бы выпить!» Я отвечаю: «Товарищ майор, а у меня в аптечке три литра спирта». – «Да ты что, лейтенант?! Пойдем выпьем». А я тогда не пил и не знал, как вообще спирт пьют. Мы с ним отошли в кусты – посадка там росла, сухой паек у нас был, баклажка с водой. Противогазы сняли и, верите, осушили почти бутылку. Конечно, он больше, я – меньше, но почти пол-литра спирта – и ни в одном глазу! Такое напряжение было… Потом объявили тревогу, мы залегли – с закрытыми глазами, в противогазах с защитными стеклами, в плащ-накидках. И при этом при всем мы видели отсвет. А потом стало так жарко – невозможно! Мы все мокрые стали там, на дне траншеи. И после тряхануло, как землетрясение! Стенки траншеи сдвинулись, и нас полностью засыпало. Мы уже прощались с жизнью – кто нас там откопает? Но на счастье, один из наших, Коля-туляк, в момент взрыва поднял голову поправить пилотку, поэтому успел принять вертикальное положение и выбрался на поверхность. Потом одного откопал, вместе с ним – другого, третьего. Я оказался пятым, а майор аж самым последним, девятым. Мы Колю с тех пор так и звали – нашим спасителем…

После возвращения почти с того света грех было не отметить второе рождение. Тем более что выпить предложил сам майор, который лучше своих подчиненных понимал, что им всем грозило и какой опасности они избежали. Теперь биологической группе «Восточных» предстояло завершить выполнение поставленной задачи. Откопавшись, ветеринары проследили движение облака, в которое превратилась шляпка атомного гриба. А облако это приближалось к их полузасыпанной траншее.

– Майор дает нам команду: «На машину», – продолжал рассказ Леонид Петрович. – У нас была крытая машина, «Студебеккер», по-моему. И мы отъехали в сторону Сорочинска километра на четыре. Облако прошло стороной, пошло на северо-восток, и больше мы не стали отъезжать. Ближе к вечеру нас допустили к животным. Задача была – животных вывезти. Шли мы туда как по битому стеклу – такая температура была, что песок расплавился и эта корка ломалась у нас под ногами. Крылья у самолетов поплавились, башни с танков сорвало и отбросило на 500–600 метров к северо-востоку…

И. И. Кривой, попав в район эпицентра, наблюдал жуткую сцену:

– Я обратил внимание на двух лошадей, которых за веревки на шеях медленно вели солдаты. Одна лошадь была белая, а вторая черная. Обе они находились в двух километрах от эпицентра в момент взрыва атомной бомбы. У обеих лошадей были выбиты глаза. Но белая лошадь чувствовала себя сравнительно лучше, и поражений у нее было меньше, чем у черной. Двигалась она нормальным шагом. Ожогов у нее было мало. А вот черная лошадь превратилась почти в сплошной струп. Двигалась она мелкими шажками, а если пыталась сделать шаг пошире, струпья лопались и из трещин хлестала кровь…

Л. П. Погребной:

– Мы начали подбирать животных. Лошади, которые были под бетонным укрытием, вроде как подпарились, будто кто-то их кипятком ошпарил. Потом уже мы обнаружили и ожог верхних дыхательных путей у них. У других животных ожоги были страшные, они просто обгорели. От тех, кто находился под плетнем и на открытой местности, остался один пепел. А там, где они стояли в сваечных и дощатых укрытиях, мы обнаружили почему-то только копыта и концы хвостов. Даже рогов не нашли. Свиньи, овцы, кролики в клетках, которых мы оставляли в технике, просто истлели, испеклись. После взрыва температура внутри была настолько высокая, что от них оставалась костная основа, а остальные ткани словно мумифицировались. Животных, что остались живы, в основном лошадей и крупный рогатый скот, мы собрали, и специальная эвакуационная команда их отправила спецрейсом. А куда уж повезли, я не знаю…

Очевидцы помнят, что останки подопытных коров, лошадей, коз, свиней, овец свозили за станцию Тоцкую. Там был скотомогильник, так называемая яма Беккари, глубиной метров шесть. Туда и сваливали безответных жертв атомного эксперимента, обливали бензином и сжигали.

Лабораторных анализов команда Погребного не делала. В ее задачу входили только отбор, расстановка и удаление животных. Леонид Петрович говорит, что исследованиями занималась особая группа. А рядовым участникам учений даже записи какие-либо делать запрещалось. Режим секретности был настолько строгим, что семья Леонида Погребного не догадывалась и его жена не знала, где он находился в те сентябрьские дни. Директор Сорочинского ветеринарного техникума отвечал педагогам, интересовавшимся, куда подевался завуч, что отправил его проверять, как проходят практику студенты-четверокурсники.