Репин

Когда я привез этот портрет на Передвижную выставку, я был свидетелем восхищения, радости многих лучших наших художников, товарищей и друзей, но вместе и почитателей Репина. Я счастлив, что видел эту сцену. Один из самых крупных между всеми ними, а как портретист и бесспорно наикрупнейший, И. Н. Крамской, увидев этот портрет, просто ахнул от удивления. После первых секунд общего обзора, он взял стул, уселся перед портретом, прямо в упор к лицу, и долго-долго не отходил. „Чтó этот Репин нынче делает, — сказал он, — просто непостижимо! Вон посмотрите его портрет Писемского — какой шедевр! Что-то такое и Рембрандт, и Веласкес вместе! Но этот, этот портрет будет, пожалуй, еще изумительнее. Тут у него какие-то неслыханные приемы, отроду никем непробованные, — сам он я и никто больше. Этот портрет писан бог знает как быстро, огненно — всякий это видит. Но кáк нарисовано все, какою рукою мастера, кáк вылеплено, кáк написано! Посмотрите эти глаза: они глядят, как живые, они задумались, в них нарисовалась вся внутренняя, душевная работа той минуты, — а много ли на свете портретов с подобным выражением! А тело, а щеки, лоб, нос, рот — живое, совсем живое лицо, да еще все в свету, от первой и до последней черточки, все в солнце, без одной тени — какое создание!..“»^[5].

Такое же восторженное письмо о портрете Стасов посылает Третьякову 18 марта в ответ на телеграмму его оставить портрет за ним как купленный заглазно, лично у Репина, еще накануне:

«Дорогой, дорогой, дорогой Павел Михайлович, поздравляю вас с чудной высокой жемчужиной, которую вы прибавили теперь к вашей великолепной народной коллекции! Портрет Мусоргского кисти Репина одно из величайших созданий всего русского искусства. Что касается сходства, — все друзья-приятели, родственники покойного Мусоргского не перестают дивиться — просто живой Мусоргский последнего времени. Что же касается художественной стороны дела, то послушайте вот что: вчера с утра я привез портрет на Передвижную выставку, и все наши лучшие художники, прибывавшие мало-помалу в течение дня в помещение выставки и заходившие в „комнату художников“, в один голос трубили славу Репину! Около 5 часов дня я с панихиды Мусоргского в 3-й раз вчера заехал еще раз туда же, чтобы поторопить выставление портрета (так как рамку некогда делать теперь, то картину просто задрапируют черным сукном или коленкором) и что я нашел? В глубине комнаты я увидел Крамского, сидящего на стуле, спиной к нам, придвинувшегося прямо, — почти лицом к лицу к портрету, пожирающего его глазами и словно ищущего отпечатать его у себя в голове. Когда мне удалось поднять его со стула, он обратился ко мне со словами восторга: „Это невероятно, это просто невероятно!“» И Стасов повторяет восклицание, вложенное им в уста Крамского, в своей статье^[6].

А. Ф. Писемский, писатель. 1880. ГТГ.

Стасов был, конечно, прав, выделяя именно данный портрет среди всех ему современных и расценивая его как некое чудо из чудес. Восторги Стасова еще лишний раз свидетельствуют о его необычайном критическом чутье, особенно если вспомнить, что его голос был единственным в тогдашней критике, да и среди художников, ибо никто, кроме Крамского, недооценил изобразительную и живописную силу «Мусоргского».

Крамского взорвало бесцеремонное опубликование его восторгов, и он протестовал в печати против некоторых выражений, которые находил неточными. Статью нашли бестактной и Третьяков^[7] и сам Репин, пославший ему горячий разнос из Москвы. «Статью в „Голосе“ о портрете Мусоргского мне прочел прежде всего актер М. И. Писарев на сеансе со Стрепетовой. Места, касающиеся меня, он читал с восхищением, а мне эта статья не понравилась; она похожа на рекламу, страдает преувеличенностью и сильным пристрастием»^[8].

Многие ли из авторов — писателей, музыкантов, артистов, художников — способны были отнестись к дифирамбам знаменитого критика так, как отнесся к ним Репин? Что такое непомерное восхваление портрета показалось бестактным Третьякову, это понятно: не потому, что слишком перехвалили Репина, а потому, что одновременно явно умаляли величие Крамского, которого он всегда ставил как портретиста выше себя…

Но сколько надо было иметь скромности, сколько деликатности и даже нежности в отношении к своему бывшему учителю, чтобы, создав такой шедевр, как портрет Мусоргского, говорить, что похвалы ему страдают преувеличенностью и похожи на рекламу.

Н. Н. Ге, художник. 1880. ГТГ.