Репин

И все же в этой картине Репиным обнаружено незаурядное мастерство, а в отдельных фигурах, их обдуманной и острой характеристике есть большая жизненность. Николай Рубинштейн — единственная фигура, написанная в картину прямо с натуры, уже в Москве.

За этот заказ Пороховщиков отвалил Репину 1.500 руб. — сумма и сама по себе по тому времени не малая, а для молодого, вечно нуждавшегося художника, являвшаяся целым состоянием, казалось, надолго устраивавшим его судьбу.

11 февраля 1872 г. в церкви Академии художеств Репин, уже пенсионер, автор двух нашумевших картин и собственник такого неожиданно свалившегося ему состояния, обвенчался с В. А. Шевцовой^{65}. В августе приехала из Чугуева мать художника, с которой он тогда же написал чудесный поясной портрет, небольшого размера^{66}.

Началась новая жизнь и новые работы, гораздо более значительные, чем все, что было создано до сих пор

Глава VII БУРЛАКИ (1868–1873)

АКАДЕМИЧЕСКИЙ коридор четвертого этажа, в котором сосредоточены конкурентские мастерские, летом бывал особенно оживлен. Молодежь шумела, пела, свистела, громко смеялась и целыми ватагами сговаривалась о прогулке сообща куда-нибудь на острова, встречать восход солнца в белые ночи. Рассказывали чудеса о красоте: окрестностей Петербурга. Репин не верил и сторонился.

В 1868 г. он, как мы видели, все лето упорно, «от зари до зари», работал над программой «Иов и его друзья», то в мастерской, то в Академическом саду, на этюдах. По праздникам натурщики не позировали, и он отправлялся к Шевцовым, где были подростки-барышни Целый день играли в фанты и вечером доупаду танцевали. Репин очень любил танцевать.

Конкурентам запрещалось уставом показывать свои работы товарищам и в мастерские других ни под каким видом нельзя было ходить. Любители прогулок ловили таких отшельников, как Репин, по коридору. Он вспоминает, как его, неохотника до всяких пикников и поездок за город, поймал как-то его сосед по мастерской, вольно слушатель К. А. Савицкий, известный впоследствии художник-передвижник, мастак ездить на загородные этюды. Хлопнув Репина no-плечу, Савицкий без дальних разговоров объявил ему, что на следующее утро они вместе едут вверх по Неве на пароходе, до Усть-Ижоры. Как ни пробовал Репин отговориться, ему это не удалось, и на другой день они уже ехали на пароходе.

«Погода была чудесная, — рассказывает Репин. — Ехали быстро, и к раннему полдню мы проезжали уже роскошные дачи на Неве; они выходили очаровательными лестницами, затейливыми фасадами, и особенно все это оживлялось больше и больше к полдню блестящей разнаряженной публикой. А всего неожиданнее для меня — великолепным цветником барышень, мне казалось, невиданной красоты. Боже, сколько их! И все они такие праздничные, веселые, всех так озаряет яркое солнце. Какие нарядные! А какие цвета модных материй! Да такие же цветы и кругом по — клумбам окружают их… Глаза разбегаются во все стороны, ничего не уловишь; путается и тасуется сказочный, невиданный еще мною мир праздника и как его много, без конца!

«Но вот ход замедлили: станция. Берег высокий. Двумя разветвляющимися широкими лестницами, обставленными теракотовыми вазами с цветами, к средним площадкам спускаются группы неземных созданий; слышен беззаботный говор, остроумный и розовый смех перловых зубов. Тут и мужчины, и молодые люди; студенты и военные мундиры так энергично оттеняют цветник белых, палевых и красных зонтиков… Ну, право же, все это — букет дивных, живых цветов; особенно летние, яркие, широкие, дамские шляпы, газовые вуали и цветы, цветы… Ну, спасибо Савицкому: без него я бы никогда этого не увидел. И это счастье было так близко; ведь не прошло и двух-трех часов, как мы вышли из Академии…

«На всем этом райском фоне, надо признать, всего красивее люди, уж где нам, дуракам, тут! Как чисто одеты! С каким вкусом сидят на них платья! А на самом обворожительном предмете — на барышнях — я уж боюсь даже глаза останавливать: втянут, не оторвать потом, будут грезиться и во сне. Что-то опьяняющее струится от всех этих дивных созданий красоты. Я был совершенно пьян этим животрепещущим раем.

— Однако, что это там движется сюда? — спрашиваю я у Савицкого. — Вот то, темное, сальное, какое-то коричневое пятно. Что это ползет на наше солнце?

— А! это бурлаки бичевой тянут барку; браво, какие типы! Вот увидишь, сейчас подойдут поближе, стоит взглянуть.

«Я никогда еще не был на большой судоходной реке, и в Петербурге, на Неве, ни разу не замечал этих чудищ «бурлаков» (у нас в Чугуеве бурлакой называют холостяка бездомного).