Репликант

— Мы называем их «дикими». Живут одним днем. Крайне агрессивны и некоммуникабельны. Еда, патроны, наниты — вот кратко очерченный круг их жизненных интересов. В конце концов «дикий репликант» либо погибает, либо становится серьезной угрозой, ведь со временем он может получить свою долю апгрейдов.

Игнат некоторое время молчал, переосмысливая услышанное, затем спросил:

— Хорошо. С базовыми нанитами понятно. А что дает первый уровень?

— Как правило — продвинутую сенсорику. Расширенное восприятие на уровне дополненной реальности. Вообще-то, Макс тебе не соврал. Переход количества нанитов в качество действительно имеет место быть. Микромашины, которые предназначались для общевойсковых моделей репликантов, с увеличением их общего числа в организме, образуют все более сложные агломерации, повышающие все жизненные показатели. Вообще, общевойсковая модель, — это некий базис. Выносливые, грамотные бойцы, превосходящие человека по множеству параметров. Мы способны взаимодействовать с техникой, но при этом не подвержены взлому или сбоям при применении противником средств контркибернетической и радиоэлектронной борьбы, ведь большинство наших способностей реализовано на основе бионических решений.

— А дальнейшие уровни усовершенствований доступны уже не всем репликантам?

— В точку. Например я, отношусь к пятому поколению. Ты к седьмому. О конкретных способностях не спрашивай. Документация не сохранилась, а нанитов нужного уровня для практических изысканий мне пока не попадалось. Но, кстати, и эта грань постепенно стирается, — добавил мнемотехник. — Взять тех же киллхантеров. Они используют вторичную киборгизацию для расширения своих возможностей. То есть кустарно вживляют себе различные устройства. На мой взгляд — достаточно спорный путь развития.

— Что еще мне нужно знать, прежде чем отправимся в путь?

Упырь призадумался.

— Кроме репликантов существует еще одна разработка. Так называемые «нейрофаги». По своей сути они генетические конструкты, созданные на основе фрагментов ДНК мхов и нервных тканей человека.

— А в чем их предназначение? — уточнил Игнат.

— Перехват управления над сбойными кибернетическими механизмами, с подменой ядра системы на скопление нервных тканей. Нейрофаги размножаются спорами, легко переносятся по воздуху. Попадая внутрь поврежденных машин, они используют их двигатели, защиту и вооружение, образуя управляющий центр, не подверженный взлому. Однако технология сырая и крайне ненадежная. Биоконтро́ллеры плохо себя зарекомендовали. Чаще всего их использовали для внедрения в брошенную технику, с целью нанесения максимального урона противнику.

— То есть, нейрофаги не подчиняются внешним командам?

— Верно.

— Для нас они опасны?

— В плане заражения — нет. Но за последние годы наблюдается опасная тенденция. Некоторые промышленные районы инфицированы нейрофагами и образовали своего рода «тиомы»[2]. Колонии нейромхов объединяются, образуя мощные биопроцессоры, управляющие уцелевшими фрагментами техносферы. Захваченные ими территории лучше обходить стороной.

Игнат хмурился. Воображение рисовало совершенно непредсказуемый, полный опасностей мир.

— Почему базовые наниты не защищают нас от воздействия генетических модификаторов? — спросил он. — И насколько велик риск получить мутацию?

— Риск очень велик. Понимаешь ли, наниты, отвечающие за регенерацию, воспринимают ДНК носителя как безусловную инструкцию. А боевые вирусы, примененные инками против людей и репликантов, встраиваются в наш генетический код.

— Но такую опасность могли бы учесть! — возмутился Игнат.

— Могли, но не успели. События развивались слишком быстро. «Нанотекс» выпускал модификации нанитов с четвертой по десятую версии лишь ограниченными экспериментальными партиями. Об этом мне известно наверняка. Думаю, виной всему стали комбинированные атаки со стороны инков. Наша техносфера подвергалась катастрофическому разрушению. Специалисты «Нанотекса» и «Биомеда» лишились производственных мощностей. Продвинутые версии микромашин так и не пошли в серию. Думаю, экспериментальные образцы были переданы управлению спецопераций, прежде чем наступил окончательный коллапс цивилизации. Но это уже мои догадки.

— А где нас выпускали? Территориально?

— Неподалеку. Километрах в пятистах севернее. Там в предгорьях располагались основные промышленные комплексы «Нанотекса». «Биомед» базировался на соседнем материке, к востоку отсюда.

— Так почему не поискать там? Возможно ли восстановить технологический процесс и ввести в обращение новые версии нанитов?

— «Нанотекс» уничтожен, а то немногое, что сохранилось, захвачено нейрофагами. Я там бывал. Места совершенно гиблые.

— А что на соседнем материке?

— Туда я так и не добрался. Но, если верить спутниковым снимкам, все производственные мощности «Биомеда» также лежат в руинах.

* * *

Разговор не добавил Игнату оптимизма. Но и сидеть, сложа руки он не мог. Бездействие противоречило сущности репликанта. Такой, подсознательный тип давления ощущался постоянно. «Но в чем моя цель? Где найти точку опоры в сумасшедшем, судя по рассказу Упыря, мире?»