Репортаж с петлей на шее. Дневник заключенного перед казнью

Из близких наших друзей уже давно были арестованы Иван Секанина, Павел Прокоп, Йожка Ябуркова. Их схватили сразу же после вступления фашистских войск в Прагу. Позже мы узнали, что гестапо искало и Юлека, фигурировавшего в списках кандидатов от коммунистической партии во время выборов в парламент в 1935 г. Однако в то время он жил на Тругларжской улице в Праге, и его по этому адресу не нашли. Нам было также известно, что еще ранней весной 1939 г. гестапо арестовало и заключило в концлагерь руководящих деятелей компартии – товарищей Запотоцкого, Доланского и других, когда они попытались тайно перейти границу. Каждый раз, когда Юлек приезжал в Прагу, он раньше, чем войти в нашу квартиру, по телефону справлялся у соседей Голых, все ли в порядке.

Возвратившись в Хотимерж после выступления в клубе работников искусств, Юлек вновь погрузился в изучение литературы и искусства периода Возрождения.

Глава VI. Последнее рождество

Близилось рождество 1939 г. Оно у Фучиков всегда было радостным праздником прежде всего потому, что в дом съезжались все дети. За несколько дней до праздника мама с помощью Веры начинала печь сахарное печенье. В сочельник очень красиво раскладывала его на стеклянном блюде и ставила в маленькой комнате на стол. Мы с Юлеком по обыкновению приезжали в Пльзень в полдень. Возле раскаленной плиты мама готовила рыбный суп и жарила рыбу, которую раздобыл отец. Случалось, в иные годы, папа, если у него было достаточно денег, приносил в дом столько рыбы, что мама не знала, куда ее девать. А отец невозмутимо доказывал: чем больше рыбы, тем больше икры.

– Что за суп без икринок! А ты ведь знаешь, как Юльча любит уху!

Юлек действительно ее обожал. Во время ужина он съедал две полнехонькие тарелки. «Ну и уха! Никто на свете не умеет так хорошо сварить ее, как наша мама!» – приговаривал Юлек.

В сочельник, разумеется, стряпни было гораздо больше, чем в обычные дни. Поэтому мама всегда радовалась, если отец уходил куда-нибудь из дому. Иначе он во все вмешивался и только мешал. Но в канун рождества 1939 г. бедняга заболел. В течение дня несколько раз прибегала к родителям Либа, чтобы проведать отца и узнать, не приехали ли «дети» – так у Фучиков называли меня и Юлека. Каждый раз, когда Либуша появлялась в дверях, в доме становилось светлее, точно его озарял луч солнца. Она словно дуновение ветерка: прилетит и исчезнет, оставив о себе радостное воспоминание. Либа во многом была похожа на своего брата Юлека.

Елку к рождеству обычно наряжали Либа и мама, позже в это дело включались Вера и Юлек, если он приезжал из Праги пораньше. Деревцо сверкало ярким украшением из сусального золота, блестящего хрупкого стекла, серебристых бумажных цепочек и разноцветной мишуры! А сколько подарков таилось под ним!

Перед ужином мама обычно тайком шептала мне: «Густичка, скажи Юлеку, чтобы в присутствии Яры (так звали Либиного мужа) Юлек не говорил о политике. Пусть будет покой хотя бы в сочельник». Сама мама не отваживалась сказать это сыну. Я заверяла маму, что Юлек уважит ее желание, но если начнет Яра, то, разумеется, Юлек молчать не станет. Оба они придерживались совершенно различных политических взглядов, и как только оказывались вместе, мир между ними сохранялся недолго. Иногда маме приходилось вмешиваться и утихомиривать их силой своего авторитета, а иной раз она грозила им мутовкой, лишь бы унять распалившихся спорщиков. Либа, перед тем как отправиться на рождественский сочельник к родителям, тоже увещевала мужа не задирать Юлека, не вести разговор о политике, чтобы в праздничный вечер был покой. Ведь Юлек приезжает так редко!