Юлек писал эти строки, скрываясь в Праге, в Вршовицах, на Булгарской улице, в доме номер 3, у Ветенглов. Письмо отнес адресату Геня Ветенгл, юноша лет шестнадцати.
В письме говорится о болезни. Но Юлек тогда был вполне здоров. Под «болезнью» подразумевалось нелегальное положение.
Следующее письмо Геня принес товарищу Прокоповой 21-го или 22 августа 1940 г. Их, собственно, было два. Первое адресовано ей:
«Уважаемая госпожа!
Сердечное спасибо за книги. Я очень сожалею, что обременил вас этим Якубцем. Предполагал, что вы можете его где-нибудь одолжить. У меня самого есть эта книга, но она находится слишком далеко и в недоступном для меня месте. Мой недуг оказался более серьезного характера, чем вначале казалось. О визите к вам пока и думать нельзя. Но на Якубца я найду покупателя, так что все будет в порядке.
Очень огорчен тем, что не смог выдержать обусловленного срока, но я в самом деле в этом не повинен. Теперь, получив Якубца, я сумею закончить примечания послезавтра к утру, так что через пару дней вы их получите в окончательном варианте. Над введением тоже работаю. Я, конечно, согласен на то, чтобы оно было подписано. Более того, рад этому вашему желанию. Особых затруднений, думаю, не будет. Работаю усердно, но при недостатке материала дело все же подвигается сравнительно медленно. Связь прошу поддерживать только таким способом. Для всех иных вы обо мне ничего не знаете, за что я вам буду очень благодарен. Кроме того, прошу вас переписать и послать Густе (прямо на ее адрес: Г. Ф., Хотимерж, п/о Осврачин) следующее письмо:» (Письмо я уже цитировала. Товарищ Прокопова подписала его своим именем и 22 августа 1940 г. мне его отослала.
В конце письма к Прокоповой Юлек приписал: «Ярмила, отбросим обращение «Уважаемая г-жа», прошу тебя, перешли это письмо Густе, потому что: 1. Книги мне все же будут нужны. 2. Я хотел бы, чтобы Г. имела пока работу. Эту книжку согласны издать в «Орбисе».
Твой Ю.».
Более половины примечаний к «Театру и драме» Сабины Юлек подготовил еще в Хотимерже. Остальное он должен был дописать, когда уже скрывался. Не имея возможности свободно передвигаться, Фучик не смог включить в книгу очерк Сабины из критического приложения газеты «Народни листы» и его рефераты из журнала «Лумир».
Юлек поначалу думал в качестве вводной статьи к нашему переводу поместить исследование о Сабине. Но жизнь в условиях подполья сделала для него недосягаемыми необходимые материалы. Фучик не мог появляться на улице, в библиотеке, а также в иных общественных местах, не рискуя быть арестованным. Поэтому к обусловленному сроку он подготовил лишь часть своего исследования – одну главу, которую решил дать не как введение, а поместить в конце книги. Но Фучик не остановился на этом и продолжал писать о Сабине даже после того, как книга «Театр и драма в Чехии до начала XIX века» вышла из печати. Однако Юлек своей работы не закончил. Этот труд Фучика после его ареста был уничтожен.
30 сентября 1940 г. в типографии набрали примечания и главу Фучика об измене Сабины и отправили все это в государственную цензуру в Праге. Материал получил некий А. Файгл, который закончил цензуру 3 октября 1940 г. Небезынтересно, что этот Файгл своим цензорским карандашом вычеркнул девиз Сабины из «Оживленных могил»: «Я, человек свободы, оцениваю добродетель иной мерой и иду своей дорогой».