Репортёр

Она тут же плюхнулась на свою кровать и с головой укрылась одеялом.

— Если хочешь есть, то там… Молоко… Наверное, теплое еще. Потом поставь в холодильник, не забудь, — пробормотала она Марте, поворачиваясь к стенке, завешенной вырезками из разных журналов, календарями и постерами.

Тихо раздевшись, Марта прошла на кухоньку и, не включая свет, налила молока — сначала в блюдечко для котенка, а потом в чашку себе — и присела за маленький стол, стоявший возле окна. Неприятные воспоминания стали опять душить ее, метаться в памяти. Чтобы как-то отвлечься и успокоиться, Марта выпила молока и, приоткрыв окно, закурила сигарету, выпуская дым в ночной воздух. Потом снова пригубила молоко, все думая и думая о том, что произошло между ней и Гонзой.

Окно кухни выглядывало прямо на парк, на ту самую аллею, по которой она только что шла. Марта отодвинула занавеску и в глубине аллеи вдруг снова увидела того русского. Он сидел по-прежнему на лавочке один, опустив голову на колени и корчась от боли.

Марта подошла к спящей Марцеле и легонько потрясла ее.

— Я же сказала, что все подробности утром… Дай поспать…

— Марцелка, где твой мобильник? Один звонок надо срочно сделать.

Не говоря ни слова, Марцела махнула рукой в ту сторону, где на стуле стояла ее сумочка. Марта нашла телефон, но он был совершенно разряжен.

— Марцелка, а зарядное где? Он же у тебя разрядился.

— На работе, — в полусне чуть слышно пробормотала она. — Ложись спать и дай мне тоже…

«Если не повезет — то до конца», — вздохнула Марта и положила телефон назад. Потом откинула покрывало на своей кровати и легла, давая отдых уставшим ногам и всему телу.

Но сна не было. Она почему-то стала теперь думать о русском, сидевшем под холодным дождем, в безлюдном парке, совершенно один, избитый. Она попыталась успокоить себя, полагая, что полиция обязательно увидит его и сделает все, что положено, но жалость к этому незнакомцу, оставившему в ее памяти такие неприятные воспоминания, возвращала мысли к его страданиям и одиночеству.

Неслышно встав с постели, Марта на цыпочках снова подошла к окну и выглянула в пустынный ночной парк. Русский сидел все там же, не изменив позы, свидетельствовавшей о том, что ему было плохо.

«Откуда ты взялся на мою голову?», — вздохнула Марта и, подумав немного, быстро надела джинсы, майку, накинула на плечи легкую куртку и пошла открывать дверь.

— Ты куда? Что случилось? — Марцела тут же подняла голову, услышав, как Марта пыталась в темноте попасть ключом в замочную скважину.

— Спи, все в порядке, — шепотом ответила Марта, — я сейчас вернусь.

Она быстро пошла по мокрой аллее, ежась от холодных капель, падавших с деревьев. Когда она подошла к незнакомцу и тронула его за плечо, тот даже не повернул к ней голову, по-прежнему не чувствуя, наверное, ничего, кроме страшных болей в правом боку, за который держался и стонал.

— Эй, — Марта уже не трясла его, а просто положила ему руку на затылок. — Вам срочно нужна медицинская помощь. Вы меня понимаете?

Незнакомец поднял голову и уже осознанным взглядом посмотрел на нее.

— Понимаю… Спасибо вам… Вы очень любезны…

— У меня нет телефона, чтобы вызвать полицию. Я просто не знаю, чем помочь вам. Оставаться здесь одному тоже нельзя.

Незнакомец снова поднял голову и, превозмогая боль, слегка улыбнулся:

— Тогда, может, посидим где-нибудь? Как вас зовут? Или вы не понимаете по-русски?

— Ne rozumim[1], — резко ответила Марта. Отвечать на глупые шутки ей совсем не хотелось.

— Не-ро-зу-мим, — заплетающимся языком повторил незнакомец и опять попробовал улыбнуться. — А я по-чешски ни бум-бум. Как же мы будем с вами объясняться в любви, а?

Марта хотела ответить чем-то резким и немедленно уйти, но вдруг рассмеялась. Глядя на этого пьяного русского хама, она впервые почувствовала свое превосходство над теми, кто много лет ходил по ее родной земле, как хозяин. Глядя, каким беспомощным, жалким и в то же время ничтожным в эту минуту был русский незнакомец, Марта особенно ясно ощущала собственное достоинство. Она не сомневалась: толкни его — и он свалится на мокрую аллею, будет валяться, пока его не подберут полицейские или на него не наткнутся такие же бродяги, чтобы обобрать и отобрать последнее, что, может быть, осталось в карманах его джинсов.

Марта осмотрелась по сторонам, но ни тех, ни других, ни просто случайных прохожих, у которых можно было бы попросить телефон, чтобы вызвать полицию, в парке не было видно. Ветер донес до нее одинокий удар часов на городской ратуше. Сколько это означало времени: час ночи или половину какого-то другого ночного часа — понять было невозможно.

Дождь усилился.

«Не ночевать же тебе здесь, в самом деле, пока не околеешь, — подумала Марта, глядя на незнакомца. — Поди, не собака. Хоть и настоящая свинья…».

Она аккуратно взяла его под левый локоть и помогла подняться. Все еще сильно шатаясь, незнакомец оперся на руку Марты и опять улыбнулся, дохнув ей прямо в лицо страшным перегаром: