Репрессированный ещё до зачатия

На нём серый пиджак в тёмную клеточку сидит как на палке. Тугодум. Всё, что выходит за пределы его ума, считает крамольным. Бузулук называет его тихим неврастеником. Неврастеник в себе. Только когда уже в себе не может что носить, так нелепость перехлёстывает через край по временам и тут кое-что достаётся нам с его стола убогости.

Александр Иванович очень подозрителен. Страшно боится, как бы его в чём не обошли. Мужик себе на уме.

Как-то Аккуратова опоздала на десять минут.

– Честно. Проспала, – покаялась она.

– Пишите объяснительную.

Этот службист номер один может всякий пустяк раздуть в мировую проблему. Всё может так бюрократски обставить, что только ахнешь.

В редакции его никто не любит. Зато все заискивают перед ним, прикидываются овечками.

Он это чувствует и лепит за глаза:

– Горды до первой необходимости. Как со своей заметкой кто подходит – все заискивают!

Он знает силу своей твердолобости, стоит непоколебимо.

Однако он ни разу не уходил в отпуск на весь месяц. Обязательно делил отпуск на два куска по две недели.

– Уйдёшь! А тут заговор и захват рукпоста![93] И ты свободен! Вон как Хрущёв!

Медведев долго был в парткоме, замещал секретаря. Этот высокий идейный пост позволил ему слегка обжулить родной ТАСС. По документам он мог рассчитывать только на однокомнатную квартиру. Он же спартайгенносил, скоммуниздил двухкомнатную… Обежал тайной тропкой закон. А бдительные стукачики тук-тук-тук. Настучали в партбюро. Эту весть доставил уже в редакцию в зубах сияющий панок Бузулук.

Все считают Медведева тяжёлым человеком. А он попросту с дуплом. В ТАССе четверть века. Всё меряет на свой кривой аршин. Ненавидит живое слово. Как кто скажет в заметке о чём-то образно, он тут же хаять:

– Распустился народ! Не хотят подумать. Вот и дуют образы. Вон сидит у нас корреспондентом в Херсоне Пробейголова. Всё выкрутасничает! Иногда такое загнёт, что вся редакция не в силах разогнуть. И чего гнать пургу? Ведь для всего ж есть свои готовые формулировки. Ну и пиши по-человечески.

Эти топоры и делают тут погоду. Тот-то тассовские заметки рубятся примитивно. Мне твердили, что до ТАССа надо дорасти. А может, совсем напротив? Надо опуститься?

Медведев молчалив. Угрюм.

Он чувствует себя нормально, когда тиранит кого-нибудь. И тут дело нельзя пускать на самотёк. Жди, когда кто-нибудь оступится. Надо самому раскинуть ловушки!

Он подсиживает своих сотрудников на опозданиях. Часы в нашей комнате перевёл на пять минут вперёд. Придёшь после девяти – косится. Два раза опоздаешь на минуту – обвинит в недисциплинированности.

Но меня поймать трудно. Я причаливаю всегда в восемь пятьдесят. И вовсе не из боязни. Мне не хочется первым с ним здороваться. И он вынужден сам первым здороваться со мной.

И как он подносит себя в качестве образцово-показательного борзовитого труженичка пера?

Жена Тамара ближе к вечеру приносит ему яблоко, завернутое в газету. Кладёт в верхний ящик стола.

Тут же Медведев никогда к яблоку не притронется. Он показушно съест его ровно в шесть ноль-ноль, когда кончится рабочий день. Понимай так и бери пример! Медведев дисциплинирован, дорожит рабочим временем. Будь, мол, и ты таким!

Я торопливо вошёл в свою комнату и кинул глаз на часы на правой стене.

Девять ноль одна!

– Здравствуйте! – ясно сказал я.

– Здр, – выглянула поверх газеты Аккуратова в белом свитере, с косынкой на шее.

И больше никто ни звука.

Все уткнулись в газеты.

Редакция получает все центральные газеты. На столе Татьяны их целый ворох. И день у нас начинается с просмотра газет. Обязательного! Надо же знать, как мы сработали вчера. Что нашего дали газеты. Что не дали.

На мое приветствие Медведев лишь сердито взглянул на часы, молча покосился на меня и сильней обычного плюнул на щепотку и дальше листает страницы.

– Да-а… Нашего ничего, – слышен его скрипучий голос.

И снова молчание.

Тишина. Все завесились газетами.

В комнате свежо. Медведев всегда с утра проветривает. Он и дома сидит при холоде.

Вот он наткнулся на занятную заметку и восклицает:

– О! Зажигалки! Чёрт знает для чего их делают. Разве спичек не хватает?

В знак одобрения этого замечания Татьяна выдаёт своё:

– «Русский смех». Ну и заголовочек!

Лягается в газетах всё, что может не понравиться товарищу Медведёву, как частенько за глаза называет своего начальника Танька.

Медведев всегда стоя просматривает газеты и до сблёва противно посвистывает. Обсасывает зубы. Вылавливает утреннее мясо?

Татьяна принесла ему книжку «Квартира и убранство»:

– Александр Иванович, посмотрите, как сделать домашнюю лестницу.

– Вот пойду на пенсию. Займусь.

– Сейчас хорошо. Потолки высокие. А то были… Переодеваюсь – обязательно огрею люстру рукой. А вам лестницу сделать надо. Вы ж с неё не упадёте. Вы ж не алкоголик, как установлено.

– Установлено и подписано! – мрачно хохотнул Медведев.

В марте он поедет в Лейпциг на весеннюю ярмарку. Собирает все бумаги. Его подозревали в алкоголизме. Сейчас подозрение снято.

Заговорили о высоких чиновниках.