– Я так понимаю, после смерти матери ты взяла на себя большую ответственность, – Маккензи откладывает мое резюме в сторону после того, как внимательно его прочла. – Я очень сожалею о твоей утрате.
– Спасибо.
Мне по-прежнему неловко, когда кто-то упоминает маму. В основном потому, что я двигаюсь дальше. Я сделала это почти в тот же момент, как это случилось. И все же меня затягивает обратно каждый раз, когда собеседник делает паузу, чтобы осмыслить или подтвердить сей факт. Я будто перемещаюсь во времени, вновь оказываясь на похоронах, вспоминаю те первые дни, когда обзванивала всех по телефону.
– Мне пришлось многому научиться, но я хорошо разбираюсь в различных вещах, – говорю я. – Быстро учусь. И мне кажется, что сейчас самое подходящее время покинуть Stone Yard и передать бразды правления кому-то другому.
Будь его воля, отец навсегда бы оставил меня в офисе. Несмотря на нашу сделку, я знаю, что единственный способ заставить его действовать – это назначить крайний срок. Я могу научить практически любого человека управлять бизнесом вместо него. Ему просто нужна надлежащая мотивация, чтобы выбрать моего преемника.
– Я могу понять, когда тебя загоняют в тупик. Или, в моем случае, заставляют прыгать выше головы. То есть как я вообще могу владеть отелем, верно? – Есть что-то обезоруживающее в ее рассуждениях, в самоуничижительной усмешке. Маккензи не воспринимает себя слишком серьезно, поэтому с ней легко разговаривать как с реальным человеком, а не как с очередным клоном, разбрасывающимся своими деньгами. – Я просто увидела это место и влюбилась, понимаешь? Оно словно заговорило со мной. И как только мое сердце отозвалось, меня уже было не остановить.
– У меня появилась точно такая же реакция, когда я была ребенком, – признаюсь ей. – Не знаю, как это объяснить… – Я задумчиво замолкаю. До сих пор представляю старинные латунные светильники и пальмы, отбрасывающие тени на беседки у бассейна. – Это особенное место. Некоторые здания обладают характером, индивидуальностью. Я уверена, ты видела фотографии, но мне хотелось бы, чтобы ты узнала, каков был «Маяк» до того, как он закрылся. Он походил на капсулу времени – совершенно уникальную. У меня остались прекрасные воспоминания о нем.
– Да, то же самое мне сказала предыдущая владелица, когда я убеждала ее продать мне здание. Ее единственной просьбой было, чтобы я постаралась сохранить первоначальное очарование отеля. Индивидуальность, как ты выразилась. В общем, я пообещала не искажать его историчность. – Маккензи ухмыляется. – Надеюсь, сдержала обещание. То есть мы, конечно, пытались. Купер изрядно потрудился, разыскивая экспертов, дабы убедиться, что каждая деталь максимально приближена к подлинной.
– Честно говоря, я очень хотела бы взглянуть.
– Для меня часть этой аутентичности заключается в поиске людей, которые знают и по-настоящему понимают то, что мы пытаемся воссоздать. Людей, которым эта история небезразлична так же сильно, как и мне, понимаешь? В конце концов, гостеприимство создают именно люди.
Маккензи замолкает, оставляя вопрос открытым, и потягивает воду. Наконец она говорит:
– На этой неделе у меня назначено еще несколько собеседований, но, чтобы ты знала, ты уверенно входишь в число лучших кандидатов.
– Серьезно? – Я не намеревалась произносить этого вслух и закатываю глаза на саму себя, а после застенчиво улыбаюсь. – То есть – спасибо тебе. Я благодарна за предоставленную возможность.
Почему-то я всегда удивляюсь, когда кто-то воспринимает меня всерьез, особенно в том, что касается доверия и ответственности. Независимо от того, насколько хорошо я одеваюсь или поддерживаю хорошую осанку, мне кажется, будто окружающие видят меня насквозь. Смотрят и узнают только чокнутую малолетку, сидящую пьяной на заднем сиденье мотоцикла.
От нервов ладони становятся влажными. Если я получу эту работу, у меня не будет права на ошибку. Никаких ночей голышом на пляже, никаких опозданий на работу. Если верить истории, я – кусок бечевки, подвешенный над открытым пламенем. Это всего лишь вопрос времени, когда я сорвусь. Итак, чтобы получить эту работу – и
Когда я собираюсь уходить, на крыльцо галопом выбегает золотистый ретривер. У собачонки неуклюжий вид, говорящий о том, что она еще очень молода и не полностью контролирует свои лапы. Она толкает меня носом и устраивает свою голову на моих коленях.
– Ой, божечки. Какая милашка! Как ее зовут?
– Дейзи.
Я потираю Дейзи за ушами, и она издает счастливый звук, ее карие глаза становятся такими преданными и счастливыми.
– Она очаровательна.
– Не хочешь немного потусоваться? Ей как раз пора на прогулку. Мы можем отвезти ее на пляж.