Рерих

Фернану Кормону исполнилось 55 лет, когда Н. К. Рерих приехал на учебу в Париж. Это был невысокого роста, худой энергичный человек. Говорил он очень быстро и много, не стесняясь того, что его не понимают иностранцы. Ученики боялись этого маленького, бородатого чернявого человека, прямо глядящего из-под больших век немигающими, выпуклыми с темными зрачками глазами.

Игорь Грабарь рассказывал об учебе в Парижском художественном Atelier, что Кормон мог целыми месяцами не показываться ученикам, хотя и полагалось приходить в мастерскую по средам и субботам. Редко случалось, чтобы он действительно два раза в неделю был в мастерской. «Он сам себе на уме, целый день пишет картины — такие огромные фрески, несколько штук, что-то вроде переселения народов для Jardin des Plantes. Кроме того, он председатель жюри в Елисейском салоне и занят с утра до вечера. Деньгами и приемом учеников занимается какой-то еврей — его компаньон (они вдвоем держат Atelier — компаньон только по части денег, он совсем не художник). А Кормон… знать ничего не знает…»[68]

Школа располагалась на улице Констанс в просторной, но грязной мастерской. В дни, когда в Atelier появлялся сам Кормон в своем неизменном элегантном темном сюртуке, жилете, с ослепительно белым стоячим воротничком и такими же белоснежными манишками, вся мастерская затихала. Тишину прорезал его окрик, и ученики замирали, вытянув руки по швам, словно нашкодившие мальчишки. Его жиденькая бородка на свету казалась рыжеватой. Но в его жестких волосах с аккуратным пробором не было видно седины. Большой открытый лоб, бледное нервно-худое лицо и тонкий нос с легкой горбинкой только подчеркивали всю строгость преподавателя.

Художник Н. Ф. Холявин писал, что школа Кормона была сравнительно немногочисленна и непопулярна среди европейцев, зато русских она привлекала своей строгой дисциплиной. Кроме того, в художественных школах Парижа был обычай давать очередные премии, чаще иностранцам и богатым ученикам. Однако Кормон таких рекламных премий не давал, и само преподавание носило чисто деловой характер.

Именно в эту студию направлялся Николай Рерих, когда поезд из Петербурга повез его впервые в жизни за границу.

Уже в поезде Рерих писал Елене Шапошниковой:

«Поезд. 3 часа 16-го сентября

Милая моя Лада, итак, я еду. Не многим пожелаю я такого состояния, каково мое теперь. Что-то сломалось, не я — наоборот, я после вчерашнего конца разговора нашего я стал даже цельнее, но сломалось что-то вокруг меня; я чувствую, что я что-то порвал, вырвался из какого-то заколдованного круга. И все же мое самое хорошее осталось невредимо, осталось, чтобы расти и крепнуть. Я верю в Тебя, моя хорошая, и, быть может, все к хорошему. Знаешь, у Тебя большая душа и глубокая. Когда ехал на вокзал, вдруг нестерпимо захотелось мне заехать к Тебе, и еще раз, хоть минутку, посмотреть и разок поцеловать Тебя, мою славную…

Как Ты себя чувствуешь? Пиши на Берлин, я там еще пробуду. Вчера я спать так и не ложился. Собирал письма, соображал и ощущал какое-то странное чувство — оно у меня впервые — странной решимости. Ведь если я когда-нибудь окажусь не простым пустомелей, ведь если Ты когда-нибудь будешь в состоянии бросить всем насмешку в том, что чувство Тебя не обмануло — ведь тогда Ты полюбишь меня еще сильней — и какая это будет награда!..

Ужасно трясет скорый поезд, пожалуй, не разберешь.

А все-таки трудно мне ехать и скучно, и сиротливо как-то. Весною, быть может, приедете в Париж. Ох, а до весны-то сколько времени.

Никто, кроме Зарубина, не знает, на какой срок я еду…

У меня в кармане все Твои письма, хотел их сейчас положить в хронологическом порядке, но, свинство, из-за слез не могу этого.

Целую Тебя крепко и добрую Екатерину Васильевну и ради Господа пиши и пиши подлинней. Играешь ли Ты? Как здоровье? Как все? Николай Рерих»[69].

ПАРИЖ

Рерих учился во Франции, когда в Петербурге началась газетная шумиха, связанная со Всемирной выставкой, проводившейся в Париже. На этой выставке среди других работ была представлена и картина Н. К. Рериха «Сходятся старцы». Премии и медали были вручены нескольким русским художникам, но среди награжденных не было таких уважаемых живописцев, как В. М. Васнецов, И. Е. Репин и Н. К. Рерих. 26 сентября 1900 года в петербургской газете «Новое время» А. А. Тевяшов, под псевдонимом «Сторонний», с подачи В. В. Стасова, опубликовал статью, в которой возмущался, что такие выдающиеся художники, как Репин, Васнецов и Рерих, не получили на выставке никаких наград.

В ответ журнал «Мир искусства» в сдвоенном номере № 17–18 напечатал статью под названием «О наградах» — очень едкую, а местами и просто оскорбительную, подписанную тоже псевдонимом «Силэн». Под этим именем скрывался заведующий музыкальным отделом журнала Альфред Павлович Нурок. «Что же делать, если у г. Рериха нет такого таланта, как у г. Малявина, — писал А. П. Нурок. — …Доныне его (Рериха) две мамки кормили. Общество поощрения художеств и г. Стасов — теперь же он ухватился еще и за Стороннего»[70].