Res Publica. Русский республиканизм от Средневековья до конца XX века

Общая идея пересмотра советской модели республиканизма в сталинский период — скорректировать несостоятельный коммунистический миф таким образом, чтобы, во-первых, сохранить его как легитимирующую основу режима; во-вторых, ограничить его деструктивный потенциал в условиях социального кризиса; в-третьих, обеспечить задачи социальной мобилизации и управления; в-четвертых, продемонстрировать единство общества и власти («всенародная поддержка» режима); в-пятых, использовать данную акцию для борьбы с реальными и предполагаемыми оппонентами режима.

Эта цель в период сталинизма достигалась корректировкой смысла основополагающего революционного мифа: разделением понятий «коммунизм» и «социализм» (как особой промежуточной стадии); согласованием идеологии и реальности (введением приемлемых стереотипов интерпретации последней); определением перспектив и этапов формирования нового общества в пространстве («социализм в одной стране» вместо мировой коммунистической революции) и во времени (что позволяло пролонгировать диктатуру); провозглашением тождества демократии и «социалистической демократии»; введением психологических ориентиров смысла существования (концепция «нового человека», его прав и обязанностей); закреплением когнитивного доминирования в виде института культа личности как высшего арбитра в решении всех вопросов. Эти приоритеты нашли наиболее четкое выражение в Конституции СССР 1936 г.[1782] и представленной в ней версии советской модели республиканского строя, в своих ключевых параметрах сохранившей значение до конца существования СССР.

Конструирование мифа о «социалистическом обществе» и «советском государстве»

В процессе «обсуждения» Конституции СССР 1936 г. была реализована цель обретения обществом новой идеологической идентичности. Ключевой инновационный постулат авторов Конституции — «действительное осуществление равенства», т. е. идеи, которая была провозглашена, но не реализована Французской революцией, стала центральной в новейшую эпоху социальной революции и нашла выражение в «Советской республике — высшем по демократизму типе государства»[1783]. Конституция представала завершением переходного этапа 1924–1936 гг.[1784], воплощая торжество «полновластия трудящихся». В предполагавшейся «Декларации прав и обязанностей» (которая не была принята) тезис о «переходе к бесклассовому социалистическому обществу и дальнейшем росте коммунизма» жестко увязывается с выполнением гражданами условий — «охраны, укрепления и развития социалистической собственности, обязанности трудиться, защиты родины, братства народов» и т. д.[1785]

Когнитивный поворот в интерпретации республиканизма заключался в примирении противоположных (и несовместимых) идей — коммунизма и сохранения государства. Задача решалась введением формулы «социалистического государства», которая, создавая иллюзию движения к коммунизму, позволяла сохранить представление о планомерности этого перехода и аутентичную форму диктатуры как инструмента достижения утопической цели. С этим связаны схоластические дебаты о форме данного государства и поправки к ст. 1 Проекта Конституции. Одни предлагали предельно общую формулу: «Социалистическое государство советского народа»; другие настаивали на ее классовой конкретизации: «государство трудящихся»; третьи предлагали регистрацию всех социальных групп общества, определяя СССР как «социалистическое государство рабочих, крестьян, колхозников, интеллигенции, всех трудящихся, трудового народа, трудящихся всех наций, братства и содружества народов, коммунистических республик»[1786]. Но в конечном счете закрепление получила сталинская формула: «социалистическое государство рабочих и крестьян». Она позволяла соединить идею равноправия (как основы республиканского строя в общепринятом публично-правовом понимании) с сохранением классовой дифференциации при исключении интеллигенции, которая «никогда не была и не может быть классом, — она была и останется прослойкой, рекрутирующей своих членов среди всех классов общества»[1787].