Когда мы переходим от американской Гражданской войны к войнам в Европе, последовавшим сразу за ней, на нас прежде всего производит впечатление острота контрастов. Первый контраст состоит в том, что в 1866 и 1870–1871 годах обе стороны были как минимум номинально готовы к конфликту; второй — соперниками были профессиональные армии; третий — в том, что главные штабы воюющих сторон создали целый каталог ошибок и просчетов, к которым и близко не подошли военные лидеры в американской Гражданской войне; четвертый — стратегии, принятой обеими сторонами в обеих войнах, в целом недоставало искусства; пятый — несмотря на допущенные ошибки, исход обеих войн был быстро решен. Стратегия Мольтке состояла главным образом в прямом действии почти без применения военной хитрости, и она полагалась на сокрушающую силу более мощного сосредоточения войск. Не должны ли мы прийти к заключению, что эти две войны лишь являются пресловутыми исключениями, подтверждающими правило? Они определенно являются исключениями, но не исключениями из правила, которое сложилось из длинного перечня уже исследованных случаев. Ибо ни в одной из прошлых кампаний у побежденных стран не было такого сочетания слабости сил и бездарности командования, как в этих кампаниях, в результате чего поражение этих стран было предрешено уже в самом начале войны. Часто можно было заметить то или другое, но никогда оба фактора вместе в полной мере. В 1866 году дефицит австрийцев в силе заключался в основном в том, что у них было устаревшее оружие — потому что казнозарядная винтовка Дрейзе пруссаков давала им преимущество перед австрийским дульнозарядным нарезным ружьем Лоренца, что во всей полноте доказало поле боя, даже если последующее поколение академической военной мысли стремилось обойти это вниманием. В 1870–1871 годах французское отставание в силе заключалось частично в меньшей численности и частично, как в 1866 году, в худшем уровне подготовки войск. (Французская кадровая армия была подготовлена не хуже, а кое в чем лучше, французская казнозарядная винтовка Шасспо намного превосходила винтовку Дрейзе, у французов имелись митральезы, косившие пруссаков. Но прусские пушки (стальные нарезные) были дальнобойнее французских бронзовых нарезных. И главное — преимущество в численности прусской армии сразу после мобилизации. —
В то же самое время перед тем, как списать со счетов эти примеры, стоит отметить, что германская стратегия, хоть и прямая по намерению, менее походила на таковую в исполнении. В 1866 году необходимость сэкономить время, используя все железные дороги, привела Мольтке к мысли высаживать прусские войска на широком фронте, превышающем 400 километров. Он намеревался быстрым наступлением в глубь страны свести войска в одну точку, чтобы, проведя через пограничный горный пояс, соединить свои армии в Северной Богемии (Чехии). Но потеря времени из-за нежелания короля Пруссии выглядеть агрессором расстроила его план и отсюда наделила стратегию Мольтке непрямотой действий, которую он и не планировал. Дело в том, что австрийская армия сосредоточилась и начала наступления в этот промежуток времени, то есть раньше Мольтке, и тем самым лишила Мольтке возможности выйти в намеченный район сосредоточения. А прусский кронпринц, считая, что выступ, который представляла на карте провинция Силезия, оказался под угрозой, выкручиванием рук добился от Мольтке неохотного разрешения на переброску его 2-й армии на юго-восток на защиту Силезии. И так он еще больше отделился от других армий, а также, передвигаясь по вертикальной черте буквы L, очутился в позиции, угрожавшей флангу и тылу австрийской массы войск. Педанты растратили много чернил, осуждая Мольтке за то, что тот разрешил это рассредоточение; но в действительности оно содержало в себе зерно решающей победы, даже если Мольтке и не планировал этого.