– Нет, это ж крылатый. Дан-на-Хэйвин – прежде всего женщины, которые сами за себя умеют постоять, пусть и слабые, как думается. Но это императрицы, правительницы древнего рода, которые во все времена повелевали мужчинами и покупали у них их силу. А покупали чем? Сексом, правильно. Мы единственный клан, который никогда не вступал в браки. А для чего? Чтобы, милашка, ни один посторонний не смог наложить руку на наши богатства, не повлиял на наши традиции, не изменил наших правил и не отнял наши права. Другие кланы усилились, в том числе, и браками, мы же – сильны вопреки всему. К тому же, ты, из-за своей особенной красоты и не была проституткой. Тебе за глаза приписывают миллионы любовников. А было их… всего пять. И то на Рашингаву меньше, я полагаю. Четыре, а? И с чего, ну с чего бы Игрейне, которая рожала от мало знакомых мужиков наследниц клану, презирать тебя?
– Она-то подчинялась традиции и долгу, а я…
– А ты не могла по-другому. Сама знаешь, вы так созданы. Не используй я ваши наклонности ******* круглосуточно, был бы полным идиотом.
– А как ты понял, что я теперь вне этих наклонностей?
– Увидел. На том вечере, с Классиком. Ты его хотела, но не так. Я видел в тебе это совсем иначе. Тебя в плену будто бы мелко-мелко в крошку нарубили, смешали наудачу с лунным камнем и в прежнюю форму залили. Ты совсем другая. Чистая, почти прозрачная, и яркая какая. И Классик это тоже понял, не знаю как. Нет, серьёзно, – Ксенион хохотнул, откинув голову, – смешали наудачу!.. Мол, что это у нас там получится?! Ну а стала ещё красивее, только внутри теперь… почти как она.
– Кто она?
– А не важно, – весело сказал Ксенион и взялся за бутылку. – Давай ещё налью!..
– Как кто? Ну скажи-скажи-скажи!
– Как мама, кто ещё? Как твоя родная мать.
– А ты её любил?
– Как мог.
– То есть сильно?
– По-разному, ты же меня знаешь. Сегодня сильно, завтра не люблю совсем, в следующем лунном периоде дарю самоцветы, затем опять люблю, а потом секс как в последний день жизни… и не плакал, когда её хоронили, а через полпериода чуть от тоски не издох. Оно и так бывает же.
– Мне кажется ты прав, но у меня всё было не так, так что мне сложно верить в твою любовь, уж прости.
– А как оно? Ровно, да? Всегда одинаково? Это ж сплошная тоска. Никто не умеет любить так, как я! – Ксенион улыбнулся одному ему свойственной улыбкой. Лицо будто бы делилось надвое, и обычно острый подбородок становился несоразмерно огромным. Но и эта улыбка Ксениона всегда была привлекательна, что странно.
– Игрейна, похоже, тоже знает, что такое любовь, – тоскливо сказала Моргана.
– Да? – Ксенион задумался, не переставая улыбаться. Он положил свой легендарный подбородок на кулак и сказал: – Любить хорошо, когда это чувство не влияет на твою жизнь.
– Мама умерла от твоей любви, – мрачно сказала эскортесс.
– Я потому это и сказал. Уж если она меня чему научила, так этому.
– Ты плохо учишься. Чтоб тебе урок преподать, надо к Хенеру отойти. Проблематично это, – проворчала Моргана.
– Мало того, что проблематично, надо ещё сделать это элегантно и с лёгким налётом пафоса. Иначе учиться я и вправду не люблю. Образование – это не моё.
– Зря.
– А ты что делала на севере? Неужто училась?
– Да, и не только.
– А что ещё?
– Эскортов воспитывала. Не слишком у меня получилось-то. Может со временем…
– Вот вцепилась. У тебя что, чувство принадлежности к своему виду взыграло?
– Игрейна перед отъездом успела сказать мне пару слов на их счёт. Я подумала и решила сделать… это. Ну, чтобы ей угодить лишний раз. Она мне нравится и больше ни почему.
– Понимаю. Как удачно я тогда впихнул тебя с ней попрощаться. Я невероятен. Всё, что я ни делаю, обречено на удачу, да прибыль!
– Где твоя прибыль? – Моргана огляделась. В комнате, в которой они сидели, кроме грубых стола, стульев и буфета ничего не было. Во всём доме ни намёка на роскошь. В Сент-Линне и то обстановка куда богаче, не говоря уж о художественной росписи стен и витражах.
– Ну, хорошо, вот тебе правда жизни, – в ответ на критику Ксенион стал куда серьёзнее. – Я, хоть учиться и не люблю, но содержу полторы сотни классов на севере и почти пять сотен нянек для деревенских мелких… детей. Врачей – без счёта, оплачиваю работу акушерок – сотен двух…
– Тебя всему этому научила мама.
– Нет, это обязанность главы клана. Дан-на-Хэйвины – женщины, и инстинкт их всегда, во все века, заставлял их заботиться о детях. У тебя не было детей, вот ты и не думала об этом, не так ли?
– Наверняка мамочки работают на тебя лучше, зная, что их детишки не ползают в дерьме возле конских копыт?
– Как ты цинична! – притворно обиделся Ксенион. – Этому тебя тоже крылатые научили?
– Да брось, давай ещё выпьем… отец.
Колокола пробили последнюю среднюю свечу – вечер.
– Тебе пора, – Ксенион таким острым, внимательным взглядом посмотрел дочери в глаза, что та как будто ощутила боль.
– Не хочется. Я, кажется, слишком… пьяна уже для парадного выезда. Ты купил землю под этот дом?
– Арендовал.
– Тогда, наверно… Да ничего не случится. Брайан не пошлёт доспешников специально.
– Тянешь?
– Нет, честно.