– Ладно. Но будут проблемы. Сейчас не сделаешь этого – потом будет тяжелее. И кончится всё тем, что ты заточишь себя в этом доме и начнёшь бояться света и дёргаться на закате.
– Ничего. Я просто… завтра утром.
– Хм, я помогу тебе… завтра утром. Дам тебе хорошего пинка, чтоб тебе до северных ворот быстрее летелось.
Как всегда без доклада в комнату ворвался дракон Дже Ючин.
– Что делаете? Пьёте? Я с вами, – ногой Ючин подвинул стул, рукой дотянулся до бутылки на буфете и сел, уже вытаскивая пробку. Он как всегда был энергичен, даром, что половина всех эскортов – это его дети. Этот дракон был влюбчив и отходчив, и глаза его, такие голубые, что хотелось смотреть в них вечность, сияли на тёмном лице, напоминающем… что-то очень близкое. Внешность его была по степени оригинальности близка к внешности Ксениона, разве только природа его отца, изначально низкорожденного, обыкновенного шипастого, но симпатичного Ли, накладывала сильнейший отпечаток. – За дело!
Ксенион и Моргана, словно подхваченные свежей волной, подняли свои бокалы. Выпили.
– За какое дело? – спросил у младшего сводного брата Ксенион.
– А какая разница? Вы же за какое-то дело пьёте? Нет? Ну да ладно. Может, где-то крылатого к Хенеру отправили? Чем не дело?! Пьём ещё! За такое дело надо выпить!..
Выпили. Не разрывая череду тостов и разливов вина Ючина, Ксениону удалось вставить:
– Мир же.
Ючин согласно кивнул:
– Выпьем.
Моргана с опозданием осознала, что ей глубоко противны и вино, и привлекательный дядюшка-дракон.
«А может это с Брайаном случилось?! – думала она. – А вдруг, когда он вышел от неё, то попал в уличную потасовку? И я должна оставить его?»
Бокал её покатился и упал со стола. Она положила руки на стол и склонила голову. Как ни старалась она не плакать, всё же это началось.
– Что это с ней? – тихонько спросил Ючин у брата.
– Любовь.
– Отличный тост!
– Нет, нет.
– А что?
– Наслаждайся один, прошу, – Ксенион взял Моргану на руки и понёс куда-то.
Через мгновение он разбудил её.
– Вставай, надевай лучшее платье и лети к выходу.
– О, уже утро? Я не хочу. Я бы ещё немного поспала. Да и в теле какая-то слабость. Однако ж вино – отрава не хуже, чем та, что Оллуа насыпал… Ну…
– Ладно, поспи.
Эскортесс просыпалась и снова засыпала. Много раз. Так много, что самой ей пробуждение и решение ещё немного поспать казались привычными. Снились ей сны всегда разные, но часто снился Брайан, так что она вновь засыпала с надеждой на сон, в котором можно будет увидеть его. Затем сны стали редкими. Чаще всего ей снилась её комната. Однажды ей приснился экипаж и Брайан в нём, затем был сон, в котором Брайана не было. Потом ей всегда-всегда снилось, что она просыпается в своей спальне в Кер Велле и засыпает снова.
Но однажды её разбудил Ксенион. Делал он это не в один приём, а в несколько, потому что сначала она думала, что ей всё снится. Но когда он пришёл будить её с чашкой горячего латкора с двойным кофе и тарелкой лиоловых булочек, она сумела удержать глаза открытыми и сесть в постели. Потом ей показалось, что она может сожрать не только булочки, но и тарелку, и чашку, и шкуру, ту, что серого кремола с изножья кровати.
– Ну? Как? Проснулась? – Ксенион провёл чашкой с благоухающим питьём у неё под носом и высыпал булочки ей на колени. Тарелку буквально бросил на столик, что шагах в трёх от него, стоял под окном. Утварь несчастно, со скрежетом, зазвенела, и, отскочив от стены, остановилась на краю.
– Как себя чувствуешь? – Ксенион принёс одной рукой кресло к её кровати и сел на него так, чтобы не расплескать латкор. – Ешь аккуратнее. Ты в Кер Велле, кстати. Что смотришь? Я тебе уже всё объяснял… ну… ладно… расскажу ещё раз. Ты легла спать восемь лет назад. Кушай-кушай. У меня, в ньонском Кер Глассе.
– Я это помню. Как я оказалась здесь?
– Всё твой Брайан. Пытался тебя разбудить раз пять, но затем просто вынес из дома, закинул в экипаж и вылез у северных ворот. А ты так и поехала на север.
– И что, я так и спала?
– Ага.
– И меня больше не пытались разбудить?
– Пытались пару раз. Потом перестали. Сапфир сказал, что для тебя долгий сон не вреден и не имеет никакого отношения к их долгому сну, ну, когда они вроде как по миллиону лет не шевелятся и не дышат, а затем… ну ты слышала.
– Слышала.
– А вот Пэмфрой…
– Пэмфрой?
– Тот сын Шерил Чедвик, который…
– Шерил Чедвик?
– Это вдова древнейшего Макферста. Сказала, что не хочет носить высокий титул и сидеть в зале с розой, потому что родители её – крестьяне и сама она крестьянского рода. Так этот Томас Пэмфрой, который надоумил её так вести себя с Роджером Кардифом, чтобы тот отстал, сказал про тебя, что ты можешь слегка регрессировать, но только немного, так что это не беда.
– И что? Думаешь, я регрессировала?
– Чего хочешь ещё?
– Крови.
– Думаю, да.
– Что да?
– Думаю, ты действительно регрессировала.
– А докажи.
– Это ты мне должна доказать, что тебя не надо продавать каждому, у кого деньги лишние имеются.
– Хм… – Моргана положила остатки булочек на одеяло, подумала и переложила их под подушку. – Я ещё посплю.
– Нет.