Решительная принцесса

– Салли говорит, что здесь ей лучше, чем в сиротском приюте. Для неё каморка на чердаке, в которой жила Сара, – настоящая роскошь. Раньше она спала в общей комнате вместе с остальными сиротками и занималась стиркой, а это намного тяжелее. К тому же представители того приюта будут иногда приходить проверять, хорошо ли ей у нас живётся. Если выяснится, что кухарка держит Салли в чёрном теле, сиротку отправят на новое место. Так что её не смогут морить голодом, как бедняжку Сару.

Лотти снова вздрогнула:

– Эрми, но она же нам ничего не говорила! Я бы отдавала ей свой ужин, честное слово! Но я не знала и делилась с ней только крошками, чтобы она подкармливала воробьёв, которые прилетали на чердак!

– Саре гордость не позволяла признаться, что она голодает, – со вздохом объяснила Эрменгарда. – Я тоже не замечала, как ей плохо. Я вообще мало что замечаю и обычно просто плыву по течению. А как только я попыталась помочь Саре, Лавиния сразу донесла на меня мисс Минчин!

Лотти залилась краской.

– Это ведь я рассказала Лавинии, но вовсе не для того, чтобы вам насолить! Помню, она говорила Миранде, как хорошо, что ты больше не общаешься с Сарой, и как ты выросла в её глазах. Как раз тогда я ей и заявила, что ты приходишь к Саре почти каждый вечер… – Лотти накрыла ладонью руку Эрменгарды. – Ты же понимаешь, я вовсе не хотела, чтобы она донесла на вас мисс Минчин!

– Конечно понимаю, глупышка, – ответила Эрменгарда, поднимаясь с подоконника. – Ладно, мне пора. Надо повторить французский, а то месье Дюфарж опять будет надо мной смеяться!

Лотти кивнула и прислонилась виском к стеклу, глядя на площадь. Время от времени перед пансионом проезжали экипажи, запряжённые лошадьми, но девочка едва их замечала. Она представляла себе лицо Лавинии с его острыми чертами, её злобный оскал, обнаживший острые зубы, и тот ужасный момент, когда та занесла руку для удара. Тогда укутанная в меха Лавиния походила на лесного зверя. Лотти невольно улыбнулась, когда её воображение нарисовало Лавинию-зверя, хищную тень, мелькающую за высокими тёмными деревьями. А потом она вспомнила, как Эрменгарда её защитила, сама поразившись своей смелости. Лотти улыбнулась ещё шире и обхватила себя руками.

Так или иначе, визит Лавинии оставил в душе Лотти неприятный осадок. Эта несносная девчонка была любимицей семьи и её слишком избаловали. Бриллианты и меха говорили сами за себя, а ещё шум, который поднялся вокруг её представления ко двору. Если верить Лавинии, её мать расплакалась, увидев дочь в платье и перьях, а старший брат сам купил цветы для букета у лучшего флориста в Лондоне. Раньше Лотти не задумывалась над тем, как Лавинию обожают в её семье.

Родители большинства воспитанниц пансиона мисс Минчин жили за городом или в Индии, как отец Сары – до того как он умер. Некоторые и вовсе находились в других странах, вместе с армией. Девочек редко навещали, а закончив учёбу, они уезжали к своим семьям и уже не возвращались. Мало кто заглядывал в пансион, чтобы похвалиться своим нарядом, как это сделала Лавиния. «Только она могла этого захотеть», – подумала Лотти, наморщив нос.

Обычно Лотти не чувствовала, что она чем-то хуже других учениц. У Эрменгарды были родственники в Англии, но Лотти ни капли ей не завидовала. Эрми часто навещали заносчивые строгие дамы, чтобы раскритиковать её: видите ли, она ест слишком много сладкого, говорит по-французски с кошмарным акцентом и плохо разбирается в английской литературе. Они явно считали её глупой и говорили, что она позорит семью. Кому нужны такие родственники?!

Лотти не сомневалась, что Эрменгарда ведёт себя застенчиво и робко именно из-за этих тётушек и писем от разочарованного отца, который и не думал сам её навестить. Все твердили, какая Эрми глупая, – и она им верила. Добрые родственники поняли бы, что учёба – не сильная её сторона, и не унижали, а хвалили бы её мягкий характер и дружелюбие.

Надо признаться, иногда Лотти и сама не сдерживалась и дразнила доверчивую Эрменгарду. Особенно её забавляли уроки истории. Когда они проходили Жанну д’Арк, Лотти с самым серьёзным видом сообщила Эрменгарде, что святая дева пыталась заставить французов построить нечто вроде Ноева ковчега, чтобы спастись от англичан. Стоит ли говорить, что мисс Минчин не оценила рассказ Эрменгарды о бое под Реймсом?

Лотти нахмурилась. К Эрменгарде хотя бы приезжали её противные тётки и ворчливый дядя, и она время от времени уезжала навестить отца. А Лотти своего не видела уже два года. Последний раз она была дома в четырёхлетнем возрасте, до того как её отправили в пансион.

Неужели она останется здесь до семнадцати, как Лавиния?! И ей придётся ещё семь лет терпеть холодную мисс Минчин и суетливую Амелию?! Лотти обхватила колени и вжалась в угол подоконника. Семь лет! А что потом? Её тоже представят ко двору? Она вернётся к отцу? Лотти едва помнила, как выглядел её родной дом. Да и как можно считать его домом?