Ресницы Дарумы: парадигма Кэмпо-Дзэн

Лин Чи также был великим ниспровергателем религиозных условностей. Он питал нескрываемое отвращение ко всякого рода окольным путям, по которым чистая, ясная истина интерпретировалась философами и книжниками. Его собственный метод выделял спонтанность и абсолютную свободу. Он говорил:

«Много учеников приходят ко мне из разных мест. Многие из них не свободны от заблуждений объективной реальности. Я учу их прямо без подготовки. Если их проблема заключена в их неспокойных руках, я бью их по ним. А если она спрятана между глаз, я бью именно туда. Таким образом, я не нашел никого, кто бы держал себя свободно. Это все из-за того, что все они связаны бесполезными учениями их прежних мастеров. Что касается меня, то я не использую лишь один метод для всех, а разбираюсь, в чем заключена проблема, и освобождаю от нее человека.

Друзья, я говорю вам: «Нет Будды, нет духовного пути для следования. К чему вы так лихорадочно стремитесь? К тому, чтобы положить голову на макушку вашей собственной головы, слепые идиоты? Ваша голова есть там, где ей следует быть. Беда заключается в вашей невере в вас самих. Именно из-за того, что вы не верите в самих себя, вы то и дело бьетесь о ситуации, в которые попадаете. Будучи рабами объективных ситуаций, вы не имеете никакой свободы, вы не хозяева самих себя. Прекратите устремляться наружу и даже не привязывайтесь к тому, что я говорю. Лишь перестаньте липнуть к прошлому и страстно желать будущего. И это станет более полезным делом, чем десятилетнее паломничество».

Впервые о Лин Чи услышали еще когда он был молодым монахом и учился у мастера Хуанг По. В храме Хуанг По, где занимались пять сотен монахов, Лин Чи первые три года вел ничем не отличающуюся жизнь. По утрам он работал в поле наравне с другими, днем занимался медитацией, а вечером помогал по кухне или готовил баню для престарелых монахов.

Но однажды старший монах My Чоу наблюдал за ним и заметил его необычайно чистый и целеустремленный образ поведения. Так, когда он ел, он ел; а когда медитировал, то медитировал. Все его естество пребывало в созвучии с тем действием, в которое он вовлекал себя, без мысли о собственной выгоде, корысти или гордости. Таким образом его действия были подобны чистому золоту, а не сплаву. И именно из-за того он был честен и прямолинеен, ему не о чем было спрашивать мастера, и без причины он не ломился вперед. Как-то раз My Чоу, желая сильно, чтобы мастер заметил Лин Чи, велел тому задать мастеру вопрос. А так как Лин Чи не знал, что нужно спрашивать, My Чоу посоветовал ему спросить, что такое основной принцип буддизма. Когда Лин Чи предстал перед Хуанг По и задал ему свой вопрос, Хуанг По ударил его посохом. Снова Лин Чи спросил о том же, и снова получил удар. Третий раз было все так же.

После этого случая Лин Чи решил, что существует некий барьер в его сознании, мешающий ему видеть истину, и он задумал покинуть монастырь и стать нищим с целью узнать в обычной жизни то, что было для него неясным. Он рассказал о своих планах My Чоу, а тот передал все Хуанг По, добавив:

«Будь снисходителен к этому молодому человеку. Могучее дерево может вырасти из него, которое однажды укроет многих людей».

Когда Лин Чи отправился за отпускным разрешением к мастеру, Хуанг По сказал: «Нет нужды тебе уходить слишком далеко. Иди к мастеру Та Ю. Он научит тебя всему».

Монах

Итак, Лин Чи ушел в монастырь Та Ю и рассказал мастеру все, что случилось. Та Ю сказал ему: «Ну и ну, ведь Хуанг По был так же добр к тебе, как твоя бабушка. Что же ты являешься ко мне и просишь указать на твои ошибки?».

С этими словами на Лин Чи как бы прорвалось озарение и внезапно он почувствовал себя так, как будто ему широко открыли глаза. До этого момента он думал о буддизме как о могучем учении, но отделенном от него самого. Сейчас же он понимал, что это была лишь идея в его сознании. Раз и навсегда он стал человеком. Но до сих пор он был подобен животному, имеющему глаза и уши, но не пользующемуся ими как своими собственными. Он был полностью идентифицирован с внешним миром, миром людей, объектов и случаев. Этому же миру и принадлежали его глаза и уши, ему они и служили. Теперь, во вспышке просветления, он вышел из мира и в тот же момент познал сущность таковой, какая она есть на самом деле, и нереальность слов о ней. Удар Хуанг По указал на истину его собственного бытия, тогда как его вопрос о буддизме возникал из иллюзии.

Он воскликнул: «О, я вижу теперь то, чего не видел никогда». Затем добавил: «С самого начала не было чего-то такого в буддизме Хуанг По».

«Человек – животное общественное», – сказал Аристотель и высказал колоссальную ложь, потому что, у каждого человека больше общего с горами или со звёздами, чем с другими людьми.

К. Уилсон