Республика Дракон

– Да, раз ты так мучаешься.

– Ну ладно. Внутри Печати ты видела…

– Алтана, – поспешила ответить Рин. – Живого Алтана. Вот что я видела. Он был жив.

Чахан судорожно вздохнул.

– И ты его убила?

– Я дала ему то, чего он хотел.

– Понятно.

– А еще я видела его счастливым, – сказала Рин. – Он был другим. Не страдал. Никогда не страдал. И был счастлив. Вот каким я его запомню.

Чахан долго молчал. Рин понимала, что он пытается не расплакаться на глазах у нее, но видела проступившие слезы.

– Это все по-настоящему? – спросила она. – В другом мире это реально? Или Печать лишь показывает то, что я хочу увидеть?

– Не знаю. Наш мир – это греза богов. Может, у них есть и другие сны. Но наша история уже свершилась, и в этом сценарии никто не вернет Алтана к жизни.

Рин откинулась назад.

– Я думала, что знаю, как устроен мир. Как устроена вселенная. Но я ничего не знаю.

– Как и большинство никанцев, – сказал Чахан, даже не пытаясь замаскировать высокомерие.

– А ты знаешь? – фыркнула Рин.

– Мы знаем природу реальности. Понимаем ее, изучая годами. Но твои соотечественники – отчаянные и уязвимые глупцы. Не могут отличить реальность от иллюзии и потому цепляются за мелкие истины, ведь это лучше, чем осознать, что их мир на самом деле не так уж важен.

Теперь она начала понимать, почему кетрейды считают себя хранителями вселенной. Кто еще так хорошо понимает природу космоса? Никто даже близко к этому не подошел.

Возможно, Цзян тоже знал, очень давно, когда был еще в своем уме. Но человек, с которым она была знакома, уже превратился в развалину и учил ее лишь фрагментам истины.

– Я думала, что в тебе говорит высокомерие, – прошептала она. – Но это доброта. Степняки поддерживают иллюзию, позволяя всем жить во лжи.

– Не называй нас так, – резко оборвал ее Чахан. – Степняки – это не название народа. Это слово известно только в империи, ведь никанцы считают всех, кто живет в степи, одинаковыми. Наймады – это не кетрейды. Называй нас собственными именами.

– Прости. – Рин скрестила руки на груди, дрожа на пронизывающем ветру. – Можно тебя еще кое о чем спросить?

– Ты же все равно спросишь.

– Почему ты так меня ненавидишь?

– Вовсе нет, – машинально ответил он.

– А выглядит именно так. И очень давно, с тех пор как погиб Алтан.

Он наконец-то повернулся лицом к Рин.

– Каждый раз, глядя на тебя, я вижу его, ничего не могу с собой поделать.

Рин знала, что он это скажет. Знала, и все равно ей было больно.

– Ты считаешь, что я не смогу стать такой, как он. И это… это правда. И… если ты по какой-то причине ревнуешь, я тоже понимаю, но ты должен знать…

– Это не просто ревность, – сказал Чахан. – Это злость. Я злюсь на нас обоих. Я вижу, как ты совершаешь те же ошибки, что и Алтан, и не понимаю, как их предотвратить. Все эти годы я наблюдал смятение и ярость Алтана, как он идет по избранному пути, словно слепое дитя, и все то же самое происходит с тобой.

– Но я знаю, что делаю. Я не слепая как он…

– Нет, слепая, и даже не сознаешь этого. С вашим народом так долго обращались как с рабами, что вы и забыли, каково быть свободными. Вы легко выходите из себя и быстро привыкаете ко всему – к опиуму, людям, идеям. Это успокаивает вашу боль, хотя и ненадолго. А потому вами ужасно легко манипулировать. – Чахан помолчал. – Прости. Я тебя обидел?

– Вайшра мной не манипулирует, – возразила Рин. – Он… он борется за хорошее дело. За это стоит сражаться.

Чахан окинул ее долгим взглядом.

– Ты и впрямь веришь в Республику?

– Я верю, что республика – лучший вариант из возможных. Дацзы должна умереть. Вайшра – наш самый верный шанс с ней покончить. А что бы ни случилось в дальнейшем, хуже, чем при империи, уже не будет.

– Ты правда так думаешь?

Рин не хотелось больше об этом говорить. И размышлять об этом не хотелось. После катастрофы на озере Боян ей ни разу не пришло в голову, что можно не возвращаться в Арлонг или что возвращаться уже некуда.

Сейчас она стала слишком сильной, в ней кипел гнев, и нужна была причина что-нибудь спалить. Она цеплялась за Вайшру и Республику. Без них она бы дрейфовала без цели. И мысль об этом приводила в ужас.

– Иначе никак. Без Республики я ничто, – ответила она.

– Как скажешь. – Чахан отвернулся и посмотрел на реку. Похоже, он решил больше не спорить. Рин не могла понять, разочарован он или нет. – Может, ты и права. Но когда-нибудь ты спросишь себя, за что именно сражаешься. И тогда тебе придется найти причину, чтобы жить, осуществив месть. Алтан так и не сумел этого сделать.

Кара протянула Рин поводья боевого коня.

– Уверена, что справишься?

– Нет, но Катай точно умеет.

Рин с трепетом рассматривала вороного коня. Она никогда не чувствовала себя уверенно с лошадьми – вблизи они были такими огромными, а копыта как будто специально созданы, чтобы размозжить ей голову. Но Катай все детство скакал верхом в семейном поместье и с легкостью справлялся с самыми разными животными.