Республика Дракон

Однако из-за ежедневной тягостной рутины редко выпадала возможность попировать в честь побед. Города и деревни сливались в ее голове в туманную пелену. Рин перестала различать день и ночь, время теперь делилось на отрезки между сражениями. Дни перетекали один в другой – вереницей жестоких предрассветных битв и глубокого сна между ними.

Хорошо хоть, она могла полностью забыться, заняв себя бурной деятельностью. Понижение в звании задело ее гораздо меньше, чем Рин предполагала изначально. Она так выматывалась, что даже почти не вспоминала о случившемся.

Но в глубине души испытывала облегчение оттого, что больше не нужно думать, как пристроить цыке. Груз ответственности командира всегда ее тяготил, а теперь упал с плеч. Отныне нужно лишь выполнять приказы, а это у Рин получалось великолепно.

Хотя приказы были непростые. То ли Цзиньчжа вдруг оценил ее способности, то ли невзлюбил до такой степени, что желал ее смерти, лишь бы это произошло не по его вине, – в общем, в каждой операции он отправлял Рин на самые тяжелые участки. Мало кто стремился на такие позиции, но ей это нравилось.

В конце концов, она отличный воин. Ее готовили именно к этому. Пусть она и не может больше вызвать огонь, но по-прежнему умеет драться, а воткнуть трезубец под нужным углом в чье-то тело – ничуть не менее приятно, чем все вокруг испепелить.

На «Зимородке» она завоевала репутацию в высшей степени эффективного бойца и невольно купалась в лучах славы. Пробудился былой дух состязательности, как в Синегарде, когда единственным удовольствием после многомесячной унылой зубрежки была чья-то похвала за усердие.

Интересно, не так ли чувствовал себя Алтан? Никанцы оттачивали его умения, как острие клинка, использовали в войне с малых лет, но при этом восхваляли. Получал ли он от этого хоть толику радости?

Конечно, Рин не была счастлива. Но ей доставляла сдержанное удовольствие мысль о том, что в качестве инструмента она хорошо служит цели.

Война была своего рода наркотиком. Бой вдохновлял Рин. В пылу битвы человеческая жизнь сводится к простым механическим действиям – движениям рук и ног, скорости и попыткам найти уязвимые места противника и уничтожить его. Все это доставляло ей странное удовольствие. Тело само знало, что делать, а голову можно было полностью отключить.

Если цыке и были чем-то недовольны, Рин этого не знала. Она больше с ними не разговаривала. Да и почти не виделась после их перевода на разные корабли. К тому же она все больше теряла способность размышлять, так что и беспокоиться о них было некогда.

Со временем, и куда быстрее, чем она предполагала, Рин перестала и мучиться при мысли о том, что потеряла способность вызывать огонь. Иногда накануне сражения эти мысли прокрадывались в голову, и Рин терла ладони в надежде высечь искру, воображала, как быстро войска побеждали бы, если спалить линию обороны.

Но отсутствие Феникса по-прежнему ощущалось дырой в груди. Боль никогда не унималась. Однако отчаяние и раздражение улеглись. Просыпаясь по утрам, Рин больше не испытывала желание закричать, вспоминая об утрате.

Она давно прекратила попытки взломать Печать. Темное, пульсирующее присутствие Печати больше не было открытой раной. Очень редко Рин позволяла себе задуматься об этом, изгоняла из памяти.

Наставник Цзян, похоже, совершенно забыл о том, кем был двадцать лет назад. Не случится ли то же самое с ней?

Некоторые воспоминания уже стали туманными. Прежде Рин во всех подробностях помнила лица приемной семьи в Тикани. Теперь же они расплывались. Трудно сказать, унесла ли воспоминания Печать или они просто истончились от времени.

Однако ее это не особо волновало. Если Печать мало-помалу и сотрет все прошлое, и Рин забудет Алтана, забудет Спир, а чувство вины растворится в белой пустоте, после чего она, подобно Цзяну, превратится в дружелюбную и рассеянную дурочку, – что ж, в глубине души она будет этому рада.

Когда Рин не спала и не дралась, она сидела с Катаем в его тесном кабинете. На военный совет Цзиньчжа ее больше не приглашал, но она все узнавала через Катая. Тот, в свою очередь, с удовольствием опробовал на ней свои идеи, выплескивал бурлящие в голове многочисленные варианты стратегии.

Один лишь Катай не разделял царящий в армии восторг по поводу невероятных побед республиканцев.

– Я обеспокоен, – признался он. – И в замешательстве. Тебе не кажется, что эта кампания дается уж слишком легко? Как будто никто даже не пытается сопротивляться.

– Они пытаются. Просто не очень хорошо выходит.

Голова у Рин еще гудела после недавнего сражения. Как здорово было ощущать свое превосходство, пусть даже над плохо подготовленными местными солдатами. Унылый настрой Катая ее раздражал.

– Ты понимаешь, что слишком легко выигрываешь сражения?

Рин скорчила недовольную мину.

– Мог бы хоть изредка похвалить.