Республика воров

Таверна госпожи Глориано кружилась перед глазами Дженнаро Булидаци, будто установленная на огромном шарнире, все цвета и огни светильников расплывались, как акварель под дождем. Тупая боль в висках напоминала, что он сурово перебрал с выпивкой… Когда же он успел так надраться? «Ох, не надо было на дешевое пойло налегать», – с шутливой укоризной подумал Булидаци, не испытывая ни малейшей тревоги. Впрочем, барона вообще мало что тревожило.

А вот Верена… соблазнительная стерва, что и говорить! А как она с ним заигрывает! Будь она постарше и поопытнее, Булидаци решил бы, что она его нарочно дразнит, а так… Нет, она девушка юная, сил своих еще не понимает. Вся из себя невинная и целомудренная. Ну ничего, это легко исправить! О боги, с каким удовольствием он этим займется…

В воображении барона, распаленном вином и похотью, проносились соблазнительные образы: семнадцатилетняя девственница с телом упругим и гибким, как у танцовщицы, из древнего каморрского рода, наследница огромного состояния… Ха, он ее уговорит! После смерти родителей он себе единственный судья и советчик, вот сам и решит, кого в жены брать. Верена – желанная добыча, уж он-то своего ни за что не упустит. Подумаешь, в Каморре ей актрисой быть не позволяют! Ну и пусть! Хочет на сцене выступать – переберется в Эспару, будет развлекаться… пока детей рожать не начнет.

От приятных размышлений барона отвлек лакей с грубым, топорным лицом:

– Милорд? Подавать карету?

– Чего? Нет, Брего, ступай, – пробормотал Булидаци. – Боги мне благоволят… Прева меня обожает… вот, погляди, чем наградила…

Барон помотал головой, пытаясь разогнать туман перед глазами, обвел взглядом таверну: повсюду какие-то люди, пьяные актеры… его актеры! Его труппа! И эта костюмерша чернокожая, языкатая сука, у нее на все ответы заготовлены. Стерва! Возомнила о себе! И между прочим, не девушка, а женщина в соку. Черные кудри гладкие как шелк, груди пышные под сорочкой так и перекатываются, будто туго набитые кошельки… вот кто ноги расставит как миленькая, упираться не будет. Ха, кстати…

От этой мысли барон пришел в такое возбуждение, что удержался на ногах, лишь ухватившись за чье-то плечо. Под весом тяжелой руки барона нечаянный помощник и сам повалился на пол, но Булидаци этого уже не заметил.

Костюмерша! Вот с кем можно пару дней развлечься, иначе он с собой не совладает. Как там ее зовут… Дженора! Она все с этим каморрским юнцом по углам шушукается. С Жованно. Ублажает его… Наверняка прознала, кто такие Лукацо и Верена на самом деле, потому и решила с их слугой перепихнуться. Возвыситься захотела! Ха! Значит, и барону не откажет. Вот она как раз сейчас направилась к выходу из таверны – наверняка у них с Жованно уговор есть. Где этот толстяк очкастый? Вон, в углу с Алондо и близнецами в кости играет… ну это надолго. Сегодня барон его опередит.

Главное, чтобы Верена ни о чем не узнала… А это легко устроить! У Дженоры в кармане ни медяка, надо дать ей денег – и языком трепать не станет.

– Брего, ты подожди, я сейчас вернусь, – пробормотал Булидаци и неверным шагом устремился к лестнице, по которой поднялась Дженора.

11

Каждый следующий поцелуй был дольше и жарче предыдущего.

Локк, охваченный сладостным возбуждением и острым осознанием своей неопытности, не мог справиться с дрожью в руках; прерывистое дыхание сбивалось. В грезах, лишь отдаленно напоминающих действительность, девичье тело было легким и податливым, но выяснилось, что живые девушки обладают весомой, осязаемой плотью и желаниями, которые не так-то просто угадать. Кто же знал, что любовные утехи на самом деле – сложная штука?

Как ни странно, несколько утешало то, что Сабета вела себя с неменьшим нетерпением. Она на миг отстранилась и, едва ли не выдрав ленту из волос, распустила их по плечам. На ее щеках полыхал румянец, лоб покрылся испариной, а сама она словно бы утратила врожденную грацию движений, которая всегда приводила Локка в восхищение и заставляла чувствовать себя ничтожным и неуклюжим. Он с облегчением сообразил, что в тесной каморке об изяществе можно забыть.

В жаркой духоте крошечной комнатенки они наконец слились в крепком объятии, сплетя руки и ноги. Локк, переборов ошеломленное смущение, робко коснулся ее языка своим – и оба застенчиво расхохотались, а потом с нетерпеливым восторгом принялись исследовать новые, необычные ощущения. Руки, внезапно утратив скованность, обрели долгожданную свободу. Позабыв обо всем на свете, Локк уже не понимал, что и как делает, и лишь смутно отдавал себе отчет в происходящем. Одежды слетали с тел, будто сорванные призраками. Отчего-то больше всего это напоминало уличную драку – тот же упоительный страх, то же замирание сердца, те же ослепительные, жаркие, всепоглощающие вспышки остановившегося времени. Его руки на ее груди… ее губы на его напряженном животе… отчаянные попытки совершить то, о чем ни он, ни она не имели ни малейшего представления…