Республика воров

– Ты пришла меня убить? Три года смелости набиралась?

– Наверное, мне жаль, что ты не погиб, – вздыхает она. – Мне хотелось, чтобы смерть твоя была быстрой и легкой, – так бы и произошло, будь ты сегодня в Картене, целый и невредимый. Не представляю, как можно жить… в твоем состоянии. Если тебе угодно, я готова прекратить твои страдания. Для этого я и пришла. Ты заслуживаешь милосердия. Но ты должен об этом попросить.

В углу комнаты замер коренастый плешивый человек; черные усы свисают с губы до ворота бурой рубахи. На запястье нет ни одного кольца.

– Эганис, твой пестун, – произносит Терпение, отправляя Сокольнику череду мыслеобразов.

Вот как он провел три года.

Эганис ухаживает за ним, меняет белье, переворачивает в постели, чтобы не было пролежней.

Эганис кормит его кашей-размазней, тюрей, поит молоком.

Эганис подносит ему урильник.

Его трясет, он еле стоит на ногах, а Эганис… выгуливает его на поводке…

– Картенский маг… на поводке…

– Ради твоего же блага… Ничего другого не оставалось.

– Как щенка…

– Ничего другого не оставалось.

– Как паршивого щенка!

– Ты же сам всегда жаждал проникнуться духом зверя.

Он мысленно окатывает ее такими жгучими, безудержными волнами ненависти, что она отшатывается от неожиданности и лишь потом возводит в уме защитную стену.

– Ты все поймешь, когда успокоишься, – говорит она. – Я оставила Эганису деньги и дом. Ты, без языка и без пальцев, в сущности, ничем не отличаешься от неодаренных. С магами ты больше не увидишься. Если хочешь жить – живи. Если мысль о дальнейшем существовании тебе претит, я… все устрою. Быстро и безболезненно.

– Пока я жив, я обойдусь без твоей милостыни. Не нужен мне твой дом. Не нужен Эганис. Не нужна твоя благотворительность. И смерть не нужна.

– Будь по-твоему, – шепчет она. – Эганис останется с тобой. Ты – безъязыкий калека с тремя кольцами на запястье. В Картене тебе вскоре будет… необычно.

– А для тебя, матушка, подходящих мук в преисподней еще не изобрели.

– Твои честолюбивые помыслы угрожали всем на свете. Поразмысли об этом на досуге, утирая слезы.

– А твоя боязливость… твоя нерешительность… К нам взывают тайны Древних, требуя разгадки, а ты желаешь, чтобы мы, увязнув в собственной беспомощности, прозябали в невежестве! Ты и тебе подобные впустую растрачиваете великую силу и мощь человеческого рода. Мелкие, ничтожные людишки! И вы возомнили себя красой и гордостью Картена?! Пять колец сковали ваши умы не хуже кандалов.

– Тебе бы позволили играть с огнем, если бы пожар не грозил поглотить нас всех. Прощай, Сокольник.

Она уходит, и вместе с ней исчезает заклятье, вернувшее ему способность к мысленному разговору. Он остается безъязыким. Наедине с Эганисом. Плешивый усач торопливо отводит взгляд, робеет смотреть Сокольнику в глаза.

– Ежели вы сочтете вашу новую жизнь… слишком утомительной, – бормочет Эганис, – мне велено… явить милосердие. Развести в вине особое снадобье…

Сокольник устремляет на него сверкающий ненавистью взор. Эганис пожимает плечами и уходит.

6

Холодок осени зябко пробирает до костей. Донельзя истощенное тело ноет. Он с отвращением переваливается на левый бок, пробует встать с кровати.

Получается с трудом. Он подволакивает стопы, шаркает, как девяностолетний старец. Суставы болят. Исхудавшие ноги почти не держат. Он презрительно фыркает, кряхтит, стонет, досадуя на слабость и бессилие.

В опочивальне – кровать, кресло, лампа, урильник. В соседней комнате – два десятка книг на полках и небольшая чаша. Сокольник ковыляет к ней, прекрасно зная, что это. Чаша грезостали – обычный предмет в жилище любого мага. Она служит для украшения и для развлечения. Сейчас грезосталь ему неподвластна. Недвижна, как вода в стоячем пруду. Сокольника бьет безудержная дрожь.

Он кривит губы, тычет в серебристую лужицу правой культей. Ох, как ему нужны пальцы – гибкие, ловкие пальцы! Тогда грезосталь, подчинившись силе мысли, приняла бы любую форму. Он уже в пять лет творил игрушки из грезостали – небрежным мановением руки и словом. На щеках вспыхивает гневный румянец. Ненависть к себе так сильна, что на миг он задумывается, не попросить ли предложенного яду.