– В таком случае, Чейз Эмброз, у меня не остается выбора. Суд выносит решение передать вас органам ювенальной…
– Эй, а ну притормозите!
За переживаниями и суматохой никто не заметил, что двери зала заседаний распахнуты. И теперь в них, опираясь на ходунки и еле переставляя ноги, появляется герой войны мистер Джулиус Солвэй. На нем его единственный парадный костюм, на шее – начищенная до блеска медаль Почета. Судя по выражению горящих глаз, он готов, если понадобится, свернуть любые горы.
– Полагаю, я вижу перед собой мистера Солвэя, – обращается к нему судья. – Садитесь, сэр.
– И не подумаю, – задиристым тоном отвечает мистер Солвэй. – Весь этот кипеж вы подняли из-за одной идиотской медали! Так вот она, у своего законного владельца. Все. Дело закрыто. Расходимся по домам. Сегодня у нас на Портленд-стрит на ужин тако.
– Нет, мистер Солвэй, так дело не пойдет, – с уважением, но твердо говорит судья. – Благополучный исход не отменяет самого факта преступления.
– Какого еще преступления? Чейз не крал у меня медаль. Я ее ему одолжил.
– Но мистер Солвэй, вы не… – вскидываюсь я.
– Тебе-то откуда знать? – рычит он на меня. – Ты ушибся головой и лишился памяти. Судья, кому вы скорее поверите: тому, кто все помнит, или тому, кто не помнит ни черта?
– У нас тут, конечно, суд по делам несовершеннолетних, – хмурится судья Гарфинкл. – Но судит он в соответствии с законом. Нас интересует правда и только правда.
– Правда заключается в том, что он хороший парень. Сколько еще человек должны вам это подтвердить? – Мистер Солвэй показывают на выстроившихся в очередь свидетелей. – Я в любой момент готов доверить ему свою медаль. Мне ничто не мешает это сделать.
Тут оживляется мистер Ландау.
– Полагаю, мистер Солвэй высказал обоснованное сомнение.
– Вы поосторожнее, я же не идиот, – усмехается судья и уже более мягким тоном продолжает: – Как бы то ни было, принимая во внимание небывало единодушную общественную поддержку, а также показания заслуженного ветерана, я снимаю обвинение против Чейза Эмброза. – Посмотрев мне прямо в глаза, он добавляет: – Не дай бог, я пожалею о своем решении.
Я делаю вдох и только тогда понимаю, что не дышал с того момента, когда в распахнутых дверях возник мистер Солвэй.
Зал суда наполняют радостные крики. Мне жмут руки, меня обнимают, целуют и так рьяно хлопают по спине, что доктор Куперман начинает беспокоиться о возможных внутренних повреждениях. Футболисты сажают меня себе на плечи и проносят по всему залу. Тренер Давенпорт сетует, что за весь сезон ни разу не наблюдал у своих подопечных такого сильного командного духа.
Глядя сверху на радующихся за меня людей, я вспоминаю другую картину. Мы только что выиграли прошлогодний чемпионат штата и исполняем на поле традиционный победный танец; меня как самого результативного игрока команды товарищи поднимают на плечи. Я шлепаю себя по щеке, чтобы отогнать воспоминание прежде, чем в нем появятся Эрон с Питоном и все испортят.
Меня одновременно охватывают самые разные чувства. Главное из них – чувство облегчения, это понятно. Но при этом мне очень непривычно испытывать такую сильную благодарность такому большому числу людей. Когда меня ставят обратно на пол, я без конца налево и направо говорю спасибо, пока у меня не начинает неметь язык. А когда толпа наконец редеет, я с удивлением понимаю, что последней меня обнимает не мама, а Шошанна. Мы смущенно отшатываемся друг от друга. Стоящий рядом Джоэл со смехом показывает на нас пальцем.
– Надеюсь, теперь-то он не отправится в дробилку, – говорит он сестре.
Я вопросительно смотрю на нее. Она краснеет и чуть слышно бормочет:
– Увидимся завтра в школе. – Отойдя на несколько шагов, Шошанна оборачивается и повторяет напутственные слова судьи Гарфинкла: – Чейз… не дай бог, я пожалею.
Если подумать, из Шошанны вышел бы неплохой судья. Еще лучше она справилась бы с ролью прокурора или палача.
Я ей искренне желаю попробовать себя в обеих.
Когда Уэберы уходят, мне остается сказать последнее – и самое важное – спасибо.
Мистер Солвэй стоит перед зрительскими местами и насупленно смотрит на меня.
– Ну и хреновый из тебя адвокат, парень. Ты чуть все дело не испортил.
– Мистер Солвэй, ну вы-то знаете, что не одалживали мне медаль.
– Да. Но мог бы. К тому же у тебя амнезия, а я старик. Тут поди разбери, кто что лучше помнит. Но ты сам подумай, где бы ты сейчас был, если бы я не сумел сюда добраться.
– Огромное вам спасибо! – говорю я дрогнувшим голосом – ему же так трудно передвигаться с места на место.
– Ты не мне спасибо говори, а ей. – Он показывает на дальний конец зала.
Там, у дверей, стоит Корин. Одной рукой она держит за ручку Элен, в другой вертит ключи от своего микроавтобуса. И при этом широко мне улыбается.
Забавно. Очнувшись в конце лета в больнице, я не знал никого, даже самого себя. Надеюсь, мне никогда больше не придется пережить такого отчаянного одиночества. А сегодня, когда на карту была поставлена вся моя будущая жизнь, я был не один.