Реставрация в России

Итак, успешное буржуазное развитие оказалось невозможным ни снизу, ни сверху. В сегодняшней России, как в любом феодально-бюрократическом обществе, политики гораздо важнее предпринимателей. Они не выполняют заказ социальной элиты, они сами ею являются. Они движимы не идеями и не общественными интересами, а имеют дело лишь с частными интересами своих конкретных спонсоров, да и тех норовят обмануть при первой же возможности. Совершенно неверно полагать, будто им нужна власть ради власти. Ренессансное наслаждение властью как торжеством воли, возможностью повелевать людьми и созидать нечто из ничего для них совершенно чуждо. Главное не власть сама по себе, а ее атрибуты — роскошные автомобили, личная охрана, торжественные обеды, бестолковые референты и длинноногие секретарши. Короче, вся та мишура, которую государство создает, чтобы поддержать дистанцию между начальством и простонародьем, впечатлять и морочить простаков. Нынешние правители России морочат не простонародье, а самих себя. И нет ничего более наивного, чем считать, будто здесь господствует беспринципный макиавеллизм. Настоящая беспринципность требует хотя бы представления о существовании принципов. А макиавеллизм — понятия о значении власти и задачах государства. Переход от бестолковости к беспринципности был бы для России настоящей моральной революцией.

Ни политики, ни политиков в европейском смысле слова в России 90-х гг. не появилось. Мало того, что народ не верит политикам, они уже сами в себя не верят. Потому, например, на выборах 1995 г. почти все политические лидеры пытались спрятаться за генеральскими и эстрадными звездами13). Беспочвенны и разговоры о росте влияния военных. Армия разделила судьбу других структур: она оказалась раздираема борьбой группировок, подорвана коррупцией и неэффективностью, лишена четких задач и ориентиров.

Популярный генерал может выступить в роли спасителя отечества, но когда перед публикой мелькает уже целая толпа ссорящихся между собой военачальников, это превращается в фарс. Вообще, парламент и армия — два совершенно несовместимых жанра. Генерал, ставший президентом, остается военным. И там и тут принцип «единоначалия». Но генерал, заседающий в парламенте — уже не генерал.

Характерная черта настоящих военных политиков — демонстративный аполитизм. Все Бонапарты и Пиночеты приходили к власти, публично дистанцируясь от любых партий. Они противопоставляли свой холодный профессионализм мелкой суете и парламентским амбициям гражданских политиков. В этом смысле единственным военным политиком в России был генерал Анатолий Романов, командовавший войсками в Чечне в 1995 г. Он выигрышно смотрелся не только на фоне мужиков в пиджаках, заполонивших телеэкран, но и среди своих коллег в погонах. Пока все остальные спорили о войне и мире, он, не сделав ни одного политического заявления, создавал себе репутацию решительного солдата и последовательного борца за мир, друга чеченцев и защитника интересов России. Именно поэтому Романов оказался для многих слишком опасен. А потому и стал жертвой «загадочного» покушения, подозрительно напоминающего убийство Кирова накануне большого террора.

Десять лет побед «реформ и демократии» оказались временем, когда объективные предпосылки демократического развития, медленно и с трудом вызревавшие в обществе в течение 60-80-х гг., были подорваны. По сравнению с 1991 г. движение назад очевидно. В конце 80-х люди не только надеялись на перемены, но и действовали. Возникали зачатки гражданского общества. Нынешняя апатия большинства населения — не случайна. Это не просто усталость от перемен. Произошло нечто гораздо более трагическое. Общество потерпело поражение в попытке освободиться от государства. Попытки трудового самоуправления подавлены, а ростки свободного предпринимательства затоптаны.

«Сильная власть»

В России растет потребность в сильной власти. Строго говоря, эта потребность никогда не исчезала. Более того, она отнюдь не была принципиально противоположна стремлению к демократии. Это проявилось еще в конце 80-х, когда первые попытки реформ после смерти Брежнева были предприняты Генеральным секретарем КПСС Ю. Андроповым. «Краткое правление Андропова наглядно показало, — пишет историк и политолог Рой Медведев, — что в нашем обществе имелось не только стремление к демократии, к защите прав и свобод человека, получившее отражение в движении диссидентов, с которым и Брежнев, и Андропов вели борьбу. В обществе имелось не менее сильное стремление к “порядку” и уважение к “сильному лидеру”, “хозяину”, способному заботиться в первую очередь о благе народа, а не о собственных благах и привилегиях для своего окружения, как это было характерно для брежневского руководства. Именно поэтому немалая часть граждан страны откровенно и заинтересованно приветствовала приход к власти Андропова и его первые мероприятия по наведению порядка»14).