Реставрация в России

В любой рыночной экономике определенное количество предприятий обречено на банкротство. Мелкие и средние бизнесмены — в первую очередь. Торговцы и банкиры должны первыми страдать от падения покупательной способности, любых негативных колебаний конъюнктуры. И первыми разоряться. Даже в «хорошие» годы в некоторых странах Запада значительная часть частных предприятий терпит крах. При плохой конъюнктуре процент банкротств подскакивал и до 10-15% в год. Это совершенно нормальная «выбраковка» слабых, соответствующая столь любимой либеральными мыслителями «логике рынка». Если такой выбраковки не происходит, последовательный либерал должен бить тревогу: механизм естественного отбора не работает.

Нормальной процедуры банкротства в России пока нет, но есть его своеобразная замена — в духе наших нравов и традиций. Слышите стрельбу на улице? Видите, как у вас под окнами взрывается новенький BMW вместе с хозяином и секретаршей? Знайте, это скорее всего не мафиозная разборка, а самое обыкновенное банкротство. Государство не обеспечивает возврата средств, кредитор вынужден прибегнуть к собственным мерам. Если должник не платит, его уничтожают. В России невозможно с доверием относиться к банкиру, если он не прикончил двух-трех своих клиентов.

В Петербурге предпочитали динамит, в Москве просто стреляли. Хотя довольно метко. Зимой 1993-94 гг. по столице прокатилась волна убийств. Расстреливали преимущественно банкиров, особенно тех, кто запутался в операциях по обмену старых купюр на новые. На этих операциях банки, получившие соответствующие лицензии, делали огромные деньги, но любая «недоработка» оборачивалась кровавыми разборками. В ход пошли не только автоматы Калашникова, но и гранатометы — прогресс остановить нельзя.

И все же количество подорванных, застреленных и покалеченных бизнесменов было явно ниже «нормального» процента выбраковки, необходимого для эффективного функционирования рынка. «Невидимая рука» давно должна была бы прикончить по крайней мере треть предпринимательских структур, но не делала этого. Ибо никакой невидимой руки просто не существует.

Большинство новых бизнесменов имело такое же отношение к рыночному предпринимательству, как половая щетка к ежику. Настоящие бизнесмены, конечно, появились и в России, но их оказалось не больше, чем «настоящих коммунистов» в номенклатуре КПСС. Традиционная экономическая система продолжала работать, хотя теперь ей приходилось нести двойную нагрузку, поддерживая на плаву нежизнеспособный частный сектор. Госпредприятия и новые акционерные общества, созданные на их основе, оказались на грани банкротства, но держали удар. А многочисленные коммерческие структуры благополучно развивались, паразитируя на производителях. Приватизация стала не только формой накопления капитала, она превратилась в основу жизнедеятельности. Неспособный ничего создать паразитический бизнес должен постоянно захватывать и использовать новые ресурсы. В этом секрет размаха приватизации, ее растущих темпов в условиях, когда все экономисты дружно констатировали неудачу.

Экономисты обещали, будто приватизация создаст стимулы к труду, конкуренцию, повысит эффективность. Практики из правительства понимали суть дела куда лучше. Если не подкармливать бизнес за счет приватизации, он рискует рухнуть. Поэтому — только вперед. Кончилась собственность КПСС, возьмемся за государственную. Начнет иссякать госсобственность, возьмемся за профсоюзную. Так хозяйничали примитивные народы: оскудели пастбища — пойдем войной на соседей.

Страна огромна, добра в ней много. И все же паразитический бизнес подрывал основы собственного существования, душил и обескровливал ту самую систему, от которой питался. Легко было предсказать, что окончательный экономический крах наступит, когда будет приватизировано последнее госпредприятие и захвачен последний профсоюзный пансионат. Вот тогда-то пробил бы час великого банкротства, и бизнесмены узнали бы, что такое рынок. Однако неприятности начались значительно раньше. Даже самая лучшая полиция не может защитить от разрушающихся дорог, паралича транспорта, разваливающихся прямо в воздухе самолетов. Ничейные «приватизированные» предприятия горели синим пламенем не в переносном смысле, а в самом буквальном.

С новым бизнесом происходило то же самое, что ранее с централизованной системой. Поскольку никто не брался за принципиальные вопросы, а все проблемы пытались решить за счет новых ресурсов, можно было отсрочить крах. Одновременно происходило перераспределение ресурсов. Не в пользу тех, кто хозяйствовал эффективнее, а в пользу олигархов, соединивших бизнес с политикой. В начале 90-х власть конвертировали в деньги. В 1994-95 деньги снова срослись с властью.

Символы