Ретромания. Поп-культура в плену собственного прошлого

К тому времени как вторая группа Билли, Three Milkshakes, начала привлекать к себе внимание такими пластинками, как «14 Rhythm & Beat Greats» и «Thee Knights of Trashe», он начал формулировать собственную эстетику, близкую по духу барному року, но с особой привязанностью к устаревшим техникам создания музыки и непримиримым презрением к профессионализму. В 1983 году вышел номер журнала Sounds, посвящённый лондонской сцене неогаражного рока, в котором упоминались группы The Prisoners, The Cannibals и The Stingrays, а центром истории был брикстонский клуб под названием The Garage.

И интервью журналу Чайлдиш рассказывал, как записал альбом Milkshakes всего за шестнадцать часов и намеренно стремился к абсолютной простоте музыки: «The Kinks держались на трёх аккордах, мы стараемся обойтись двумя. Думаю, наши аккорды ля и ре. Я прав, нет? Я просто не знаю, как аккорды называются». Он также признал, что «наша музыка — это всего лишь адаптация песен, которые уже существуют», и добавил, что Thee Milkshakes — исследователи «устаревших техник записи музыки». Запись музыки с использованием антикварных приборов, которые придавали звуку особую аналоговую «теплоту», и отказ от цифровой «стерильности», отказ от стереозвучания в пользу монофонии, запись «с колёс» в студии с минимумом обработки звука и без всякой последующей доводки — все эти методы впоследствии стали каноническими и получили почти повсеместное распространение. Как насмешливо отмечал сам Чайлдиш: «Огромные суммы денег были потрачены на создание современных аналогов старой музыкальной аппаратуры, будь то ламповый микшерный пульт, ламповые микрофоны или ламповые ограничители, которые студии уже списали в утиль. Люди платили огромные деньги за те немногие оригинальные модели, которые ещё были в рабочем состоянии, или покупали современные реплики старых моделей, которые были продуктом теперь уже настоящей самостоятельной индустрии».

БУДУЩЕГО НЕТ

Когда я предположил, что тогда имел место фетиш самого процесса создания музыки, Чайлдиш возразил мне. Новое нс обязательно значит лучшее, настаивал он. «Мне нравятся трамваи, потому что они работают на электричестве и потому что они часть системы общественного транспорта. Это символ того, что наши предки были куда более развиты, чем мы. Это не „ретро“. Было крайне легко добиться превосходного звучания в пятидесятые и шестидесятые, потому что этот процесс не требовал дисциплины: дисциплина — это издержки ограничений, которые накладывают на вашу работу материал или технологии. Но потом люди осознали, что все эти ограничения в большей степени проблемы, а не часть жизни. Сегодня, чтобы жить полноценной жизнью, вам приходится искусственно создавать для себя определённые ограничения. В противном

случае ты безграничен в своих возможностях, а безграничность прямо противоположна свободе. Так что наилучший путь — это создать для себя свою собственную форму абсолютной дисциплины». Чайлдиш применяет этот дзен-режим ко всему, что делает в жизни, от приготовления яиц на сковородке до выбора материалов, которые он использует при написании картин.

РАНЬШЕ

«Они называют то, что мы делаем, лоу-фаем (низкопробным). Я по всей видимости должен от этого сквозь землю провалиться, ведь я свои альбомы на кассеты записывал. Но это просто невежество, всё равно, что назвать меня пещерным человеком потому что я пишу картины древесным углём. Я всего лишь люблю ограничивать себя, ведь мои ограничения — это моя свобода, и я твёрдо знаю, что древесный уголь — лучший инструмент для рисования, просто потому что уголь любит рисовать». Чайлдиш убеждён, что «крайне важно держаться корней, быть „ближе к земле⁴¹. Я с уверенностью могу сказать, что я начальная точка всего нового, потому что предмет моего исследования — само начало».

The New York Times окрестила Чайлдиша «бесспорным королём гаражного рока», что позабавило Билли, потому что ему на самом деле никогда не нравился американский панк-рок шестидесятых, не говоря уже о новоявленных мессиях гаражного рока. Как бы то ни было, но он бесспорный герой бесчисленных рок-н-ролль-щиков, которые олицетворяли авангардную рок-сцену восьмидесятых и девяностых. Всех тех, кто выпускал свои пластинки под марками Estrus и Sympathy for the Record Industry, но неожиданно для самих себя оказался на гребне народного признания на пороге нового тысячелетия. Все они присваивали себе короткие и звонкие имена, начинавшиеся с «The» и как правило ассоциировавшиеся с болью, раздражением и грубостью: The Strokes, The Hives, The Hotwires, The White Stripes, The Vines, The Beatings. «Мы назвали их одним общим названием The Strives, — смеётся Чайлдиш. — Отчасти потому, что это слово звучит как комбинация всех этих названий. Ну и по той причине, что все они подражатели, которые стремятся быть подлинными».

Главным среди последователей идей Чайлдиша был Джек Уайт из The White Stripes. Он просил Билли позировать вместе с грул-