Ретромания. Поп-культура в плену собственного прошлого

В 2007 году Йохан Кугельбсрг попытал счастье на поприще коллекционера и куратора раннего хип-хопа со своим мероприятием «Born in Bronx». Годом позже британский аукционный дом Dreweatts предпринял ещё более смелую, но преждевременную и непродуманную попытку провести выставку-продажу артефактов рейв-культуры «ArtCore». Детище куратора Dreweatts Мэри Маккарти, которая в девяностые, во время учёбы на факультете истории искусств, была заядлым рейвером, «ArtCore» открылся в феврале 2009 года в подвале торгового центра Selfridges в центре Лондона. Даже меня, человека, имеющего некоторое отношение к рейв-культуре, такой подход не столько сбил с толку, сколько приятно дезориентировал, — эпоха, о которой предавались ностальгии, случилась всего пятнадцать или двадцать лет назад. Блуждая по выставке накануне её открытия, я размышлял о том, кому вообще нужны эти увеличенные копии флайеров, излишне яркий футуристический дизайн которых даже в своё время был китчевым, а теперь и подавно устарел. Можно хранить сам флайер, чтобы иногда путешествовать по коридорам памяти, но кто захочет увешать ими стены своей квартиры?

Я думал, что это оригинальный дизайн флайеров, но всё оказалось не так просто. Такие ширпотребные вещи, как флайеры, футболки и тому подобное, по определению не могут иметь существенной ценности или нести в себе особую ауру в понимании Вальтера Беньямина, поэтому Маккарти должна была проявить изобретательность. Оригинальный дизайн флайеров сам по себе не столь важен — многие из них создавались как наброски, которые впоследствии собирали на компьютере, что при се-

годняшнем развитии дизайнерских программ выглядит просто нелепо и примитивно. Её основная идея заключалась в том, чтобы дизайнеры создали картины по мотивам своих старых флайеров, в результате чего возникли бы совершенно новые произведения искусства. Этот подход породил некоторые несостыковки в датировке: флайер, который был выпущен в 1988 году, должен был быть подписан 2008-м — то есть датой, когда была создана его репродукция. Но, по словам Маккарти, это единственный способ вытащить эти работы на рынок современного искусства.

ПОП-КУЛЬТУРА ЗАЦИКЛИЛАСЬ НА САМОЙ СЕБЕ

Лично для меня хранить экземпляр, который когда-то был в обороте, гораздо важней, чем созданный на волне ретромании псевдооригинал. У флайера очень крепкая связь с историей, и на самом деле уже существует свой рынок для фанатов-кол-лекционеров олдскульных рейверских флайеров. Но для аукционных домов, таких как Dreweatts, утверждает Маккарти, «будет крайне трудно продать оригинальные флайеры — они ведь такие маленькие». Коллекционеры хотят обладать чем-то увесистым, чем-то, что можно с гордостью демонстрировать. На выставке «ArtCore» было всего несколько оригинальных экземпляров, и один из них, помещённый в рамочку, флайер легендарного эйсид-хаус-клуба Shoom — размером с рекламный проспект и с рудиментарным чёрно-белым дизайном, — должен признать, выглядел он, мягко говоря, нс впечатляюще.

ПРОШЛОЕ СОШЛО С УМА

Панк довольно устойчив к «музеификации» в силу своего иконоборческого отношения к прошлому. Рейв всегда был про движение вперёд, которое по умолчанию не предусматривает терпимости к пыльным архивам. Бескомпромиссный минимализм раннего техно — музыки, раздетой до голого ритма и структуры, — перекликается с итальянскими футуристами 1909—1915 годов. Как бы я ни любил историю и копание в прошлом, часть меня всегда будет вдохновляться манифестами футуристов, «побивающих камнями» презренных пассеистов (старьёвщиков, кураторов и чтущих традиции искусствоведов). Итальянский футуризм возник в противовес развивающемуся

в стране религиозному гнёту, который породил туризм как форму путешествия во времени (на отдыхе ты всегда путешествуешь по прошлому стран, особенно это касается Старого Света) по стране, которая утыкана руинами, полна впечатляющих соборов, больших площадей и дворцов — наследия не только золотого века (Римской империи), но и эпохи Ренессанса.

СЕЙЧАС

Манифест лидера футуристов Ф. Т. Маринетти гласил: «Мы хотим избавить эту землю от его смердящей гангрены — профессоров, археологов, гидов и старьёвщиков. Италия слишком долго была продавцом старья. Мы намерены освободить её от бесконечных музеев, которые покрывают её земли подобно надгробиям... Музеи-кладбища!.. Подобно бесстыдной оргии бесконечного числа чуждых друг другу тел». Продолжая развивать сексуальные образы, он рассуждал о том, что «любоваться старой картиной — всё равно что высыпать прах нашей души в погребальную урну, вместо того чтобы уносить её вперёд к действию и созиданию. Преклоняться перед наследием прошлого — всё равно что тратить жизненную энергию на что-то инертное и разлагающееся — как трахать труп».