Ретромания. Поп-культура в плену собственного прошлого

Маринетти мечтал сжечь «библиотечные полки» и перенаправить «каналы, чтобы затопить музеи» и смыть этими потоками «незыблемые произведения искусства». Он писал это в 1909 году — интересно, что бы он написал по поводу состояния западной культуры сегодня, спустя сто лет? Последние десятилетия двадцатого века пережили то, что Андреас Хойссен назвал «бумом памяти», который сопровождался образованием многочисленных музеев и архивов, — словно остался только один культурный ориентир: помнить, увековечивать и хранить. Как примеры, можно привести тенденции реставрации старых городских центров и создание музеев-поселений, где люди в исторических костюмах пробуют себя в традиционных профессиях; популярность старомодной мебели и ретродекора; повсеместное стремление увековечить самих себя, используя любительскую видеосъёмку (а с тех пор, как Хойссен написал свой труд в 2000 году, новый толчок в этом направлении произошёл благодаря мобильным телефонам с камерами, блогам, YouTube и так далее); подъём документальных и исторических

программ на телевидении; участившиеся юбилейные статьи и специальные выпуски журналов (отмечающие сороковую годовщину «Лета любви», высадки на Луне и даже двадцатилетие самих журналов или сотые юбилейные выпуски).

ПОП-КУЛЬТУРА ЗАЦИКЛИЛАСЬ НА САМОЙ СЕБЕ

Следуя концепции «мавзолеизации» Германна Люббе, согласно которой архивное мышление теперь существует не только в стенах музеев, но уже проникло во все аспекты культурной и повседневной жизни, Хойссен назвал первую и вторую половины двадцатого столетия как «сегодняшнее будущее» и «настоящее прошлое». Для большей части прошлого столетия модернизм и модернизация были ключевыми словами, и акцент делался на стремлении вперёд с повышенным вниманием ко всему, что сегодня может стать отражением завтрашнего дня. Всё изменилось, и особенно заметно в начале семидесятых с их стремлением зарезервировать кусочек пространства для прошлого в настоящем, — мощный культурный скачок, который спровоцировал рост спроса на продукты ностальгической индустрии, такие как ретромода, воссоздание, постмодернистская стилистика и открытие заново исторических стилей и колоссального культурного наследства.

Корни концепции наследования можно проследить в конце девятнадцатого века, когда в Великобритании был основан Национальный фонд, целью которого было хранить и защищать «места исторической ценности или природной красоты». После Второй мировой войны импульс к сохранению окружающей среды был доведён до антикварной и аристократической крайности, сопровождаясь компаниями по сохранению паровой машины и старинных замков, открытием железнодорожных клубов и собраний, а также культом реставрации каналов и барж. Как массовое явление культ наследия проявил себя в восьмидесятые. В 1983 году был подписан Акт о национальном наследии, на основании которого была организована Комиссия исторических сооружений и древних памятников архитектуры, более известная как Наследие Англии. Коллекционирование антиквариата больше не было привилегией избранных, а стало хобби среднего класса. Предметы коллекционирования из уникальных перешли в разряд товаров широкого потребления. За-

частую это были такие продукты конвейерного производства, как, например, необычные старые бутылки, глянцевые этикетки, коробки из-под чая и тому подобные предметы быта. Вместе с ростом культа винтажного ширпотреба места, в которых эти вещи были произведены, стали обретать старомодную притягательность и очарование. Произошёл бум индустриальных музеев: действующие шахты, печи, насосные станции и даже викторианские очистные сооружения стали местами паломничества. Ярким примером такого синдрома «эстетизирования» вещей, порвавших все связи с производством, являются каналы, которые стали живописными местами, хотя не так давно они служили путями сообщения для доставки угля и стройматериалов в строящиеся города (эту роль взяли на себя грузовики, снующие по новым послевоенным автомагистралям). То, что некогда представляло собой угрюмые трущобы, служившие одновременно жильём и местом работы, стало уютной линией прибрежных жилых домов, чей обшарпанный шарм и причудливая просторность так привлекательны для нонконформистов — представителей буржуазного класса.

СЕЙЧАС