Моя дорогая Марика, добрый день! Душевно рад пообщаться с тобой хотя бы письменно, моя дорогая девочка. Давно мы не виделись, ты, конечно, стала совсем уж взрослая и красивая, думаешь о нарядах и кавалерах, забыла свои старые детские забавы. Но старики чаще думают о прошлом, чем молодые люди, делать-то нам больше нечего, вот и я часто вспоминаю, как езживал к вам в Ригу и играл со своей любимой племянницей в морской бой теми замечательными корабликами, которые так великолепно делал и раскрашивал твой отец и мой дорогой брат. Ты, помнится, была благородным противником и непременно давала шанс побежденным, выбрасывая на мачте красно-белый флажок:
Ты всегда была умницей, дорогая Марика, надеюсь, такой и осталась! Я недавно побывал в Париже, хлопотал о пропуске в рейх, хотел навестить моего сына, который, как тебе известно, недавно переехал в окрестности Дрездена, однако усилия мои успехом не увенчались. Во всяком случае, пока. Помочь мне прибыл старинный мой друг, мы с ним когда-то вместе учились, я ему очень многим обязан, даже самой жизнью, и почитал его за просветленный ум, видя в нем истинного любимца богов. Он теперь человек очень могущественный, хотя остался чрезвычайно скромным, чинами своими и званиями нисколько не кичится и даже скрывает их по какой-то странной скромности, выставляя себя незначительным консультантом. Такая скромность — редкостная добродетель в наше время, когда всяк норовит прихвастнуть и навесить на себя те награды, которыми и не обладает; тем более она ценится людьми понимающими. Например, мы были в Париже в Национальной библиотеке на рю Ришелье, директором которой сейчас назначен наш старинный знакомый Бернар Фэй. Насколько мне известно, за свою деятельность, разоблачающую жидомасонов во Франции, он удостоен очень высокого воинского звания, но и он обращался с моим другом как со старшим по званию!