Рецепт Мастера. Революция амазонок. Книга 2

Катя сморщила лоб в тщетной попытке вспомнить автора — хотелось щегольнуть перед профессором уместной цитатой. Но голова вдруг закружилась, как еще не изобретенный Сикорским геликоптер-вертолет, горло снова закупорило пробкой мерзейшая тошнота, в глазах поплыло. Затылок откинулся на спинку дивана.

Совсем не по-стариковски проворно и расторопно выскочив из-за стола, профессор поднес к ее носу невесть откуда взявшуюся склянку:

— Вдохните-ка, голубушка… Сейчас все пройдет.

И не солгал — приступ ушел быстро, точно его сдуло ветром.

— Вам лучше, — определил профессор. — Посмотрите-ка направо, — отставил он руку с одним выпрямленным пальцем, — теперь налево… ага…

— Я здорова. Сама не знаю, что это было…

— Однако мы отклонились от нашей беседы, — заметил Иван Алексеевич. — Вы говорите, что уже много лет вашему управляющему снится один и тот же сон?

Показалось ей или нет — «вашему управляющему» профессор отчеркнул мягкой пастельной вопросительной интонацией?

— Ему снится, будто он уже умер?

— Именно так, — рассказывать более подробно сон Мити Катя сочла недопустимым.

— К слову, головокружение — один из типичных симптомов этой так называемой эпидемии навязчивых снов. — Узко-прищуренные глаза смотрели на Катю с внимательным любопытством. Сложенные на груди руки ждали от нее объяснений.

— Хотите сказать, что я тоже больна? — сухо спросила Катерина.

— Нет, нет… — профессор легко принял ее право прятаться под маской. — Более того, хочу вас утешить. Головокружениям подвержены исключительно женщины. И, исходя из того, что я услышал, глубокоуважаемый управляющий ваш — не должен быть причиною вашего беспокойства. Сон — самое безобидное из всех проявлений. Ибо, каким бы загадочным, вещим, пророческим, невыносимо реальным он ни был, человек все же точно знает, что сон — не реальность. Куда хуже иное — ложная память о том, что вы считаете совершенно реальными событиями. Или напротив — бесконечная бесплодная попытка вспомнить то, что, как ты убежден, было, да забылась… Я выпишу микстуру, — профессор вернулся к столу, быстро пододвинул лист и богатырского вида чернильный прибор. — Три капли на одну чайную ложку воды. Принимать перед сном и, уверяю вас, сон нормализуется… Эта болезнь редко принимает крайние формы. Из сотен моих пациентов лишь около десяти человек…

— А в чем выражается тяжелая форма?

— Скажу просто, без научных терминов, эти люди больше верят в свои сны, чем в реальную жизнь, а потому практически неспособны жить дальше. В данный момент у меня на излечении находятся всего трое людей со схожими симптомами. Один господин и две дамы.

— Наверное, дамы больше верят снам, чем мужчины, — сделала Катя первый неуверенный шаг в интересующем ее направлении.

— Это вы, голубушка моя, верно подметили.

— А можно мне пообщаться с другими? Или это противоречит врачебной этике?

— Боюсь, что да… — профессор одарил Катерину отеческой улыбкой.

Катя задумчиво погладила каштановый плод на ручке дивана — она ожидала отказа, и у нее был заготовлен целый рассказ о своем давнишнем горячем желании создать благотворительный фонд для всех неизлечимых душевных больных, но…

Профессор вдруг заморгал, выпрямился в кресле, снял с носа пенсне, задумчиво протер его и сказал изменившимся голосом:

— Впрочем, а почему нет? Иногда общение, напротив, может принести пациенту огромную пользу. Например, Анне…

— Анне?

Катины пальцы в волнении сжали украшенный плодами каштана поручень.

— Анна Андреевна, — казалось, профессор говорит через силу, превозмогая себя, — моя пациентка — прелестная, красивая, образованная женщина. Пребывает здесь уже пять лет. Ее бывший супруг исправно вносит плату. А она не хочет покидать заведение, отказывается общаться с внешним миром. Я пытался свести ее со своими дочерьми, увлечь радостями жизни. Но, не взирая на все мои старания…

— Разве трудно увлечь даму радостями жизни, в особенности, если она хороша собой?

— Не так как вы, голубушка, но все же достаточно хороша, и могла б обустроить свою жизнь, если бы не одна навязчивая идея. Она считает себя непризнанной поэтессой.

Катя встала с дивана.

— Я готова попробовать. Я берусь объяснить ей, что у женщины есть множество способов применить себя, помимо стихов.

Взгляд профессора пробежался по Кате.

— Быть может... Если такая, как вы… — Он точно пытался переубедить себя в чем-то и преуспел в этом.

Иван Алексеевич поспешно выбрался из-за стола. И решительно заявил:

— Вы меня премного обяжете!

* * *

«Странно это… Уж больно легко он согласился свести меня с ней. Что-то не так. А что — не пойму», — мысленно подобралась Катерина.

Белый коридор провел ее и профессора мимо трех окон с видом на кирпичную стену — клиника занимала всего один этаж небольшого особняка на Ярославовом валу (МалоПровальной, 15). Выходило, что Даша, обокравшая Анну, и Анна все это время жили бок о бок. Странно… Но только поравнявшись с последним окном, Катя нащупала главную странность.