Демьян, не удостоив канцелярского начальника ответом, распахнул калитку и вбежал во двор с кумушкой наперевес, словно в штыковую атаку. Маликульмульк, как мог, последовал за ним и увидел такую картину.
Эмиль Круме стоял у саней, имея на плече длинный мешок — а, статочно, и не мешок, а завернутое в холстину человеческое тело. Он собирался свалить этот груз в сани — но окаменел, глядя на подбегающего Демьяна. Тот, подбежав, намерился было ударить Круме в живот деревянной ногой кумушки примерно так, как учил пехотинцев покойный фельдмаршал Суворов. Но Круме был мало того, что не дурак, но еще и ловок — он, присев, подставил под удар свой продолговатый груз, да так ловко, что Демьян, сам того не желая, сшиб тело с плеча и отправил прямиком в сани.
Затем они обменялись кулачными ударами — полудюжиной, как показалось Маликульмульку. Круме был выше, руки имел длинные и знал, как использовать это преимущество. Пока Маликульмульк, опомнившись, подбежал к саням по глубокому снегу, занеся над головой свою неизменную трость, Круме опрокинул противника, схватил лошадь под уздцы и бегом повел ее за дом — туда, где наверняка мог огородами спуститься к реке. А уж коли попадет на реку — то поминай как звали. Разве только Паррот не побоится стрелять среди бела дня.
Демьян ловко вскочил и, оставив кумушку, побежал за Круме. Он скрылся за тем же углом, а Маликульмульк почему-то остановился. Ему послышался стон.
Взбежав на высокое крыльцо, он распахнул дверь, в два шага одолел сени и оказался в просторной комнате, убранной на немецкий лад, заставленной ящиками и двухведерными бочатами. Там никого не было — а ощущение, будто стонет умирающий, привязалось и не отпускало. Маликульмульк даже нагнулся и заглянул под стол. Тогда лишь он увидел на светлом деревянном полу темные пятна. Стянув перчатку, он потрогал пятно. Кончик пальца сделался красным — свежая кровь…
Одно из двух небольших окон, прорубленных на высоте человеческого лица, смотрело на реку. Она была в двух сотнях шагов от дома. Маликульмульк подошел, вытянул шею и увидел, как Круме сводит лошадь с некрутого откоса на лед. Демьян был уже в нескольких шагах от него, а навстречу выбежал Паррот — разумеется, с пистолетом. Помочь им Маликульмульк не мог — он мог лишь смотреть и просить Господа: Боже, помоги, дай нам изловить злодея! Но молитва была, видать, неправильная — Круме бросился в сани и послал лошадь прямо на Паррота; тот, отскочив, выстрелил и промахнулся; Демьян попытался бегом догнать сани, поскользнулся и упал.
Круме держал путь в сторону двинского устья. Санки делались все меньше, снегопад съедал очертания, темное пятно таяло, таяло… пропало…
Тогда Маликульмульк вышел из комнаты, где только что совершилось убийство, медленно сошел во двор и по Демьяновым следам направился к реке. Увидев, что Демьян и Паррот возвращаются, он стал махать им рукой, показывая: сюда, ко мне, в дом!
Втроем они поднялись наверх.
— Тут был Теодор Пауль, — сказал Паррот. — Это его кровь. Мы опоздали — и мы можем опять опоздать, если задержимся тут. Бедный Теодор Пауль мог нам рассказать, кто подговорил его отравить нашего герра Струве. Если бы вы сразу поехали сюда, Крылов!..
— Он бы спрятался и не стал со мной разговаривать, — хмуро ответил Маликульмульк.
— Но при вас этот чертов Круме не посмел бы его заколоть, как поросенка.
— Если бы меня впустили в дом…
— Не посмел бы. Черт, мы спугнули его… куда же он теперь отправится? Зная, что мы здесь, он может въехать в крепость и — прямиком в Николаевскую богадельню…
— Там Давид Иероним.
— Давид Иероним никогда никого пальцем не ударил… вы, наверно, тоже…
— А чего мы тут ждем? — спросил Демьян, устав слушать перепалку на немецком языке. — Догонять же надо! Он с покойником далеко не уедет — где-то труп выкинет! А славное тут хозяйство, чего только нет…
Сбитенщик принюхался.
— Травами пахнет! А что в бочатах?
Их было три, и стояли они рядком, словно братья; похоже, с одинаковым содержимым…
— А в бочатах, сдается, тот самый бальзам, который выкрали с лелюхинской фабрики, — ответил Маликульмульк. — Помнишь, как мы ее сторожили?
— Нужно спешно найти ормана, — перебил его Паррот. — И ехать на помощь Гринделю. Скажите вашему другу — пусть бежит на улицу. Может, ему повезет.
Когда Демьян ушел, Маликульмульк присел, примерился, обхватил бочонок и поднял его, сильно прогнув спину и выставив брюхо.
— Откройте мне дверь, Паррот.
— Вы с ума сошли?
— Я должен убедиться, что это — украденный бальзам. И доказать, что в аптеке Лебедя продают лелюхинский бальзам!
— Для чего?
— Для того, чтобы распутать всю интригу вокруг бальзамного рецепта.
— Оставьте этот дурацкий бочонок! — вдруг закричал Паррот. — Если не будет ормана — придется идти пешком, бежать! Тут же окраина — может, ближайшее место, где можно взять ормана, — Гостиный двор!..
Маликульмульк, не говоря ни слова, развернулся и ударил в дверь задом. Затея удалась — он попятился и в сенях проделал тот же трюк.
Потом пришлось разворачиваться очень осторожно, чтобы не слетать со скользких ступенек.