Рецепт от безумия

Он мужественно сжал кулаки и стал похож на партизана перед расстрелом.

Я снова положил кончик языка на зубы и махнул рукой. В глазах вспыхнули искры, повело в сторону.

Что ж ты, паразит, делаешь! — завопил я, вскакивая на ноги. — Ты ж мне челюсть вывихнул! Куда ж ты бил?! Вырубить хотел, что ли? Снизу хлопнуть надо было. Свинья!

А что? — удивился парень.

Что-что, кретин! Кто ж сбоку бьет!

Усталость была адская. От димедрола в голове что-то дергалось. Я готов был разорвать двухметрового Вовика на тысячи частей. И вдруг почувствовал, что язык прикушен, с губ потекла кровь. Это Андреич, пока я возмущался, слегка махнул ладошкой.

Задолбали! — произнес он. — Ничего сами не можете сделать. Может, за тебя еще и в больницу поехать?

Ну, — восхитился я, — и не больно совсем!

Естественно, — подтвердил Андреич и, оттянув резинку на моих спортивных штанах, быстро влил туда оставшиеся полбанки воды.

Холодно! — заорал я благим матом.

Да достал ты. Серый! Тебя потом еще до утра уговаривать уписаться, маленький ты мой! Ну все. Серый, пока. Через пару дней придем в гости. Нам тут уже не место. Ну, Вовунчик, вызывай «скорую», а ты, Шурик, стереги Корейца. А то вдруг димедрол подействует! И сопрут его у нас с концами.

Ребята попрощались и ушли. В темноте еще долго слышалось ржание Гончаренко. Вовик побежал за "скорой помощью". Я, вздохнув, положил голову на колени.

Поздний вечер был холодным, в штанах — мокро и противно.

Я задремал.

"Учитель, Учитель!"

"Скорая".

Открыв глаза, я увидел едущую по берегу пляжа "скорую помощь", а сбоку, как пехотинец за танком, бежал здоровенный Вовик, указывая дорогу. Я лег на песок, изображая кому.

Ребята погрузили мое окровавленное и мокрое тело в машину, и она помчалась на встречу с женой.

В машине было тепло и уютно. Я лежал с закрытыми глазами, раскачиваясь. Димедрол начинал потихонечку действовать. "Отосплюсь в больнице", — думал я.

Машина затормозила, и через неопределенное время послышался голос жены.

Конечно-конечно, — испуганно говорила она. — Если вы считаете нужным, он отлежится дома. Придет в себя. Конечно, я не отдам его в больницу. Потом приведу.

Но вы смотрите сами!

Дверь отворилась, и они с доктором заглянули в машину.

Ну, что вы решили? — послышался грозный голос доктора.

Нет, я не отдам его! — Татьяна запрыгнула в салон и начала вытирать руками кровь на лице.

Подумайте! — настаивал доктор.

"Черт знает что! — пронеслось у меня в голове. — По-моему, она забирает меня. Но не могла ж она перепутать. Должна ведь наоборот — сплавлять в больницу! Или, может быть, я с ума сошел от этого димедрола?"

Меня кто-то вытащил из машины. Через мгновение послышался звук захлопывающейся двери — и "скорая помощь" укатила.

Я открыл глаза, и первое, что увидел, — толпу любопытных зевак возле подъезда, соседей, высунувшихся из окон, потом — сдержанно рыдающую жену. Шурик и Вова крепко держали меня за руки.

Придурки! — завопил я, вырываясь. — Что вы наделали! — И, не выдержав этого напряжения, подпрыгнул, закатав ладонью Вовчику в ухо.

А чего! — жалобно проныл он. — Чего! Я носить вас должен был, а жена — забирать!

Зеваки испуганно начали разбегаться.

А ты чего? — набросился я на жену.

Сереженька, родной, — всхлипывала она, — на тебя страшно было смотреть. В такой позе, окровавленный, в мокрых штанах. Не могла я отдать тебя.

Дура! Ведь мы же договаривались… — Язык начал заплетаться. Димедрол действовал все сильнее и сильнее.

Пойми, я же женщина! Какая бы женщина отдала своего любимого в таком состоянии!

В каком, дура?! — заплетающимся языком грозно спросил я.

Сам дурак! — вдруг, не выдержав, заорала Татьяна. Потом размахнулась и, сколько было сил, врезала мне по шее. — Пойди посмотри на себя в зеркало. Артист! Переиграл ты малость. Напугал меня до смерти!

Ну вас к черту! — Это было последнее, что я мог сказать. Димедрол почему-то поздно, но сделал свое дело.

Ребята, схватив под руки, на радость и удивление соседям, поволокли меня по лестницам на седьмой этаж. Лифт не работал.

Проснулся от дикого холода, что в общем-то удивило. Когда попытался поднять голову, то показалось, что к ней привязана двухпудовая гиря. Язык камнем лежал во рту. Все же приподняв голову, первое, что увидел, — это ногу, в которой торчала здоровенная серебряная игла. Посмотрев чуть влево, увидел Андреича.

Это я на всякий случай, — улыбаясь, ответил он. — Спишь ты уже вторые сутки.

Холодно, — еле выдавил я.

Конечно, — согласился Андреич, резким движением вытащив иглу из моей ноги. Собравшись с силами, я сел. Рядом сидела дорогая моему сердцу неизменная троица.

Все смотрели с сожалением и любовью.

Жена меня предала, — еле ворочая языком, попытался я сострить.

— Ладно, молчи! — Андреич махнул рукой. — Все учли, а психологию женщины — нет!

— Да, Серик, прокололись, — сказал Гончаренко.

Конечно, вы прокололись, — прохрипел я. — Интересно, когда димедрол выйдет? Тут вмешался умный Игорь:

Серый, это самое легко выветриваемое лекарство. В крови держится всего ничего.