Рецепт от безумия

Древний Будда глядел печально на своих воюющих учеников, а они, чтобы отстоять свое понимание Будды, в бою становились разящими змеями, тиграми, драконами, разрывающими друг друга.

В нашей стране если и говорилось об этом, то очень просто: не могут поделить власть и все хотят быть главными. Каждый судит по себе. Ле Гун объяснил это просто и понятно. Конечно, и без стремления к власти быть не могло. Но все же в основе лежало правильное понимание Создателя.

Люди, которые понимали его по-своему, объединялись, создавая течения и школы, и каждый считал, что он понимает лучше. И каждый искренне верил, что может спасти людей, развив свое учение и отдав его людям. Не власть лежала в основе. Какая власть могла быть у нищих, голодных, странствующих по миру монахов францисканцев? Какая власть могла интересовать сбивавших ноги о камни монахов-даосов? Вера и стремление — вот что толкало на эти трудности. И от понимания этого нам тогда в маленьком общежитии стало страшно, но радостно.

Наша огромная страна потеряла все. Несколько поколений не задумывалось ни о чем. А если и задумывались отдельные люди, то их попросту уничтожали. Но рабство, гласит древняя восточная мудрость, — это самое удивительное состояние. Рабство порождает рабов и великих героев. Слишком наивно и глупо поступили с нами. Не могло это длиться долго. Не могла троица патлатых и бородатых так сразу уничтожить великую святую Троицу. Не могла Библия, выйдя из древних великих Гималаев, так просто уйти, уступив место безумным томам Ленина и «Капитала». Страшны были эти ладанки на груди у детей в виде пятиконечных звезд с непонятным кукольным образом кучерявенького божка.

Рабство перешло в великую силу, порождая уникальных людей, которые, живя в абсолютной темноте, хватались за китайских мастеров, пришедших с Востока.

Мастера сперва удивлялись, а когда понимали, что не экзотика тянет людей, а тянутся они за крошечным глотком знания, и понимали тогда мастера космический смысл «великой» культурной революции, такой страшной и такой необходимой. И только в этой стране должны были возродиться Великие Знания, одряхлевшие на своей родине, не где- нибудь, а именно — в нашей стране, изголодавшейся и уставшей. Вот так культурная революция своей волной через Железный Занавес вынесла самое лучшее, что нужно было погибающей стране.

Все это не было секретом для японских, вьетнамских и лаосских мастеров. Их всегда беспокоила огромная земля без семени знания.

Заволновались мастера живых и сильных шкод кунг-фу. Но не могли они попасть в нашу страну, как удалось это китайцам. И только нам, советским людям, иногда становилось смешно, когда видели, как за одно и то же, абсолютно за одни и те же идеи и знания, воюют мастера разных школ. Они были настолько одинаковы, что мы практически не видели различий. Потому что различия заключались в традициях, а знания, которые мы брали, порождали наши собственные традиции. И быть по-другому не могло. Но все же разница в школах есть. Школы тигра, змеи, птицы — это школы подражательные. А мастера всегда стремились к стихиальным.

Наконец пришло время и вьетнамцев. Они, отвоевавшие столько лет, дошли до того, что за десять алюминиевых тазиков с радостью отдавали любую новенькую трофейную машину. В ней риса не сваришь, да и на сожженной земле его не вырастишь.

Вьетнамцам давали общежития, и за жалкие гроши они работали, где только могли. Вот так и затесался в очередную партию большой вьетнамский мастер кунг-фу. Он был первый, который должен узнать о состоянии кунг-фу в нашей стране, а самое главное — на какой философии оно базируется. Поэтому простился со своим дедом, меч которого покоился во Всевьетнамском музее. Меч старшего учителя Вьетнама, обожествленного при жизни…

Забыл сказать очень важное. Если кому-то хочется назвать это работой вьетнамской разведки, то, пожалуйста. Государство всегда считалось с мастерами кунг-фу и, не боюсь заявить, слушало то, что предлагали они. Так что Ле Гун отправился в СССР отъедаться и разбираться что к чему.

Но ажиотаж его убил наповал. Кунг-фу, каратэ были настолько популярны через книги и кинофильмы, что он уже собирался назад домой. Мы приехали вовремя. А плачущий вьетнамец — это был тот несчастный, на которого Ле Гун спихнул обязанности мастера, и он с утра до вечера рассказывал аборигенам байки. А тут вдруг Гончаренко, да еще по- вьетнамски, с коварными вопросами… Заплачешь, конечно!

Прожили в общежитии мы месяц. Я даже на время забыл о жене. Вьетнамец удивлялся нашим знаниям, периодически с уважением кланяясь Андреичу. Тогда мы и поняли крошечную разницу в стремлении передать знания у корейцев, китайцев и вьетнамцев. И чего им ссориться? Вот так в СССР рождалось великое Вселенское кунг-фу, о котором, как после оказалось, мечтал первый патриарх северной тибетской Школы! Школы, из которой вышло все.