Рецепты Арабской весны: русская версия

В этих условиях странно не то, что Мубарак в конце концов потерпел крах, а то, что он продержался у власти 30 лет. Тем не менее, он был вынужден уйти, при том, что его взвешенная и компромиссная политика по большому счету устраивала многих, в том числе за рубежом (включая Израиль и США). Однако напор недовольных масс снизу был достаточно силен. Мубарака поэтому сменил Высший военный совет во главе с фельдмаршалом Мухаммедом Хусейном ат-Тантави, символизирующий власть армии, которая с самого начала волнений придерживалась нейтралитета. Но в таком случае встает вопрос: а можно ли называть то, что произошло в Тунисе (где армия также заняла позицию «невмешательства») и Египте революцией? На всем Ближнем и Среднем Востоке армия занимает ключевые позиции в режимах. В Египте она у власти почти шесть десятилетий. «Поэтому сейчас мы имеем дело всего лишь с изменениями властных полномочий в рамках существующего режима».

Информация, поступившая впоследствии из Туниса, Каира и прочих арабских столиц, лишь подтвердила данную оценку. Но тогда невольно напрашивался следующий вопрос: а почему это так? Ведь для массовых народных волнений в арабском мире, как мы уже отмечали, действительно были серьезные основания. И движения протеста в этих странах были вполне закономерны и неизбежны, особенно сейчас, когда до 40–50 % их населения составляет молодежь 15–30 лет, в большинстве своем имеющая начальное и среднее образование, недовольная не только массовой безработицей, но и невозможностью реализовать свои завышенные ожидания, порожденные знакомством с жизнью Запада как через Интернет и социальные сети «Фейсбук» и «Твиттер», так и через личные контакты: только в Европе постоянно находятся (работают, учатся, занимаются бизнесом), например, до миллиона тунисцев, а Тунис ежегодно посещают несколько миллионов западных туристов.

Но молодежь, эта ставшая «преобладающей в обществе наиболее пассионарная, нетерпеливая и решительная часть населения», созрела для выражения своего протеста в социальном, эмоциональном и психологическом плане, но не была к этому готова политически. Светская оппозиция была слаба и разъединена, а часть ее даже признавала необходимость единения с наиболее жестко преследуемыми исламистами, как с единственной силой, способной «мобилизовать народ». Возникавшая таким образом перспектива массового восстания под руководством исламистов серьезно обеспокоила правящие круги Запада, в целом поддерживавшие правящие режимы в Тунисе и Египте, но, в то же время, хорошо информированные о настроениях египтян и тунисцев, как и о постепенном размывании социальной базы этих режимов. Ставка на них становилась все менее надежной. К тому же росло влияние исламистов во всех арабских странах, особенно в последние годы, ширились масштабы их взаимодействия. Это касается прежде всего Алжира.

Вместе с тем, в Египте и Тунисе исламисты не так «на виду», как в Алжире, что и заставляет опасаться их гораздо больше в связи с непредсказуемостью и скрытностью действий их подполья. О нем мало что известно, но в существовании и весомости его мало кто сомневается. Это – проблематика одного из основных за последние 30–40 лет конфликтов, где Восток противопоставил Западу в качестве основного аргумента исламизм, или политический ислам.