Рецепты еврейской мамы

Праздник 8 Марта удался на славу. Сначала мы большой делегацией нашего двора отправились в больницу поздравлять бабушку Аню. Хоть она и была большим начальником, но отказалась от отдельной палаты, потому что, как она говорила, «болеть веселее в компании». Поэтому угощений и подарков, которые мы принесли бабуле, хватило еще и на двух ее соседок. Да к тому же мы, вероятно, были не первыми поздравителями: вся палата была уставлена букетами – мимозой, тюльпанами, подснежниками, розами и гвоздиками. Да и не только палата. Даже у медсестричек на их столе стояли ведра с букетами.

«Популярная у вас бабушка!» – улыбнулась мне одна медсестричка, а я расплылась в довольной улыбке, потому что даже на концерте любимой маминой Эдиты Пьехи, куда мы с мамой ходили, цветов было меньше, чем в этом больничном коридоре. Бабушка заставила нас взять несколько охапок домой и подарить женщинам с нашего двора.

Мои железные розы понравились всем без исключения. А когда Борис Абрамович подтвердил, что я их сделала сама (ну, почти сама), то все мои любимые женщины почему-то заплакали: и мама, и мужественная бабушка, и даже моя любимая Мирра. А еще понравился стишок, который я сочинила одинаково для всех и красиво, без ошибок (дядя Боря проверял) написала на больших поздравительных открытках:

«Мама будет бабушкой. Я же буду мамой.
Все мы будем праздновать в марте этот день.
Даже Мирра будет и Лида Романовна
Будут улыбаться и помнить обо мне!»

Заканчивалось все специальной припиской, которую я подсмотрела в бабушкиных письмах и которая, наверное, была очень важной и обозначалась буквой рэ и еще какой-то змейкой – PS. В моем PS значилось: «Я пишу вам это, потому что люблю писать, и не писать не могу»…

А еще в этот день у меня самой оказалось много подарков, которые мне преподнесли и мои любимые родные, и соседи, и Беренштамы, и Мирра, и даже Аркашка Иванченко и еще другие мальчишки с нашего двора. Больше всего подарков было про школу, в которую я должна была идти уже следующей осенью, сразу как 2 августа мне исполнится 6 лет. Хоть все вокруг и говорили, что в 6 лет меня туда отдавать рано, но бабуля считала, что школа будет для меня полезнее садика, иначе я просто сведу с ума и воспитательницу, да и всех остальных тоже. Во мне оказалось слишком много какой-то энергии, и нужно было ее, прямо как нашу речку, «направлять в правильное русло». Тем более что в нашей школе осенью первоклашек брала бабушкина подружка Софа Антоновна, а она «умела делать из детей людей». Эту Софу Антоновну я один раз видела, и она мне очень сильно не понравилась: высокая, худая, красно-рыжая и конопатая (хоть я думала, что у взрослых конопушек не бывает). Она ткнула в меня холодным пальцем и без улыбки сказала: «Попадешь в мой класс, и я назначу тебя старостой. А староста должна быть кристально-чистой девочкой, образцом для своих товарищей!»

Поэтому я, конечно, с радостью рассматривала и новенький портфель, и вкусно пахнущий свежим деревом пенал, и стопку тетрадок в клеточку, в линейку и в косую линейку, и коробки с карандашами, но образ Софы Антоновны немножко эту радость омрачал.

Тем не менее главный сюрприз ждал нас всех поздно вечером. В этот день в нашем театре имени Щорса давали спектакль по повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие». Бабушке, оказывается, еще месяц назад прислали семь билетов на премьеру. Но бабуля была в больнице, а мама о билетах забыла. И если бы она в 5 часов вечера не полезла в бабулину шкатулку за маленькими маникюрными ножницами и не наткнулась бы на билеты, то пропали бы они, как пить дать, совсем.

– Иннуль, ого! Смотри, о чем мы с тобой забыли! Ну-ка, доставай свое самое нарядное платье, а я сейчас Мирре и Нелке звякну, тоже их в театр позову.

– А мне Аркашу можно?

– Можно!

– А…

– И Беренштамов своих зови! Только давай быстро. В семь вечера начало!

Анна Ароновна жутко разволновалась. Она, оказывается, очень любила театр, но Борис Абрамович водил ее туда лишь на гастроли московских артистов, летом. Билеты хоть и стоили не слишком много, но лишних денег у моих друзей не было.

Тетя Неля пойти не смогла. Дядя Саша Китайский так наотмечался на женский день, что она была занята грандиозным с ним скандалом. Зато Мирра смогла. Она ждала нас с мамой на улице невозможно нарядная, красивая и ароматная. Аркашке мама отдала свой букет, чтобы он подарил его артистам, и Анна Ароновна сказала, что это очень благородно.

Спектакль произвел на всех большущее впечатление. Мы смеялись, потом плакали, потом злились на фашистов, потом снова плакали в самом конце, когда ставший старым и седым как лунь командир женского отряда пришел на могилки к своим девочкам… Взрослые по дороге домой вспоминали войну, ну а мы с Аркашкой поклялись, что обязательно сделаем такой спектакль для всего нашего двора. Мирра обещала, что будет нам аккомпанировать на пианино.